Быть доброй ради самой доброты.
Теперь что-то сжалось в груди. Карлинг в замешательстве прижала руку к груди. Она больше не узнавала собственное тело. Оно предавало ее тысячей неожиданных способов, когда Карлинг находилась рядом с этим мужчиной.
— Спасибо, что остался и пытаешься помочь мне, — с трудом произнесла Чародейка.
Рун перевел дух и быстро ответил:
— Пожалуйста, Карлинг. Я с удовольствием сделаю для тебя все, что могу.
Эти слова. Он дал ей их так легко, словно дар. Слова были гораздо добрее, чем она того заслуживала. Вампиресса сбежала, прежде чем собственное тело смогло бы снова предать ее.
***
Как только дразнящая и отвлекающая Карлинг покинула кухню, Рун, наконец, смог вернуться к изучению текста.
Он съел все мясо, что она приготовила для него, и, милостивые боги, это было довольно ужасно. Каким-то образом ей удалось испортить простой процесс поджаривания курятины на сковороде. Снаружи куски обуглились и почернели, а изнутри сочился сок, который был все еще розовый. Будь он человеком, то беспокоился бы о возможности отравления сальмонеллой. Рун не был придирчивым едоком и в свое время ел что-то подобное. Вкусы Грифона изменились, когда он впервые научился перевоплощаться и общаться с другими видами, но на самом деле он не прочь был съесть сырого мяса при необходимости, и не раз сталкивался с возможностью ночевки под открытым небом.
Мужчина снова начал посмеиваться, размышляя о том, что Карлинг остудила для него мясо так же, как и для собаки. Затем вспомнил, как женщина вела себя, когда слушала о доброте, как отворачивала лицо и отводила взгляд, и его смех утих.
И Веры, и Вампиры довольно жестоки. Иногда конфликт решался только силой. Все Стражи являлись блюстителями закона Веров, но, как Первый Драгоса, Рун был главным среди них. Если Драгос не мог сделать этого сам, то обязанность настигнуть и уничтожить ложилась на плечи Руна, даже если речь шла о другом Страже, решившемся на предательство. Другие Стражи были его друзьями, партнерами и товарищами по оружию. Рун был рад, что до крайностей никогда не доходило, но не забывал об ответственности своего положения.
При всем этом, бомльшую часть времени Рун на самом деле был добродушным человеком, скорым на смех и привязанность. Он был редчайшим из созданий, настоящим мужчиной, который, тем не менее, без всяких проблем признавал, что наслаждается девчачьими фильмами и женской модой.
Они вызывали в женщинах то, что он обожал в них: и взрывы эмоциональности, и подъемы духа, и глубокие размышления, и чудесные женские радости, вроде тех, что они испытывали, примеряя новые наряды и осознавая при виде своего отражения в зеркале, что они действительно прекрасны.