– Тебе ннечего… ппредложить, – я пропускаю «мне», сокращая количество слов, которые нужно выдавливать из себя. Это почти физический труд.
– Еще не знаю, по какой причине, но ты придешь ко мне.
– Не ннадо меня… ппрограммировать! Не… пппройдет!
– Пппройдет, – передразнивает он, и у меня возникает стойкое желание треснуть его журналами по голове. – Ты всегда можешь найти меня в баре, в котором мы встретились. Спросишь у бармэна, где Шустрый. Ну, или напишешь на салфетке.
Издевается!
– Я ппостараюсь… ззабыть эту информацию!
На эту реплику он не реагирует. Делает еще затяжку и тушит каблуком бычок.
– А еще я хочу извиниться, – он ловит мой непонимающий взгляд. – За извращенку.
Я не сразу понимаю, серьезно он или шутит.
– Мне ббольше не… ппонравилось «ддолбанная».
Когда я заканчиваю эту тираду, вид у пижона такой, будто он невыносимо долго ожидал окончание фразы.
– Послушай, зайка. Ты очень неприятно говоришь. Это просто жесть. Лучше отвечай да или нет. Окей?
Я киваю.
– Кивок – вообще отлично!..
Я делаю возмущенный вдох и крепче сжимаю журналы.
–…А вот то слово, которое только что промелькнуло в твоей голове, женщинам даже думать неприлично.
Я улыбнулась. Самую малость.
– Проводить тебя? – снова издевается он.
Я очень медленно, очень четко качаю головой.
– Тогда до встречи, зайка… И я не козел!
– Бббаран, – выдыхаю я.
– Прости. Ты невнятно подумала.
Он уходит пружинистой походкой, насвистывая, руки в карманах. Скользкий, хитрый, но, возможно, умный. И, похоже, упертый. Наверняка, привык добиваться своего. Но насчет меня он ошибся. Ему нечего мне предложить. Я совершенно автономная система. Уже давно.
– Эй! – окликаю я – и он оборачивается. – Эй, – повторяю я с другой интонацией – как называют человека по имени. Пижон прищуривается, склоняет голову на бок. – Я… нне пприду.
– Придешь.
Я хмыкаю и ухожу – медленно, не оглядываясь. Наворачиваю круг по кварталу, прислушиваясь к ощущениям. Думаю, он отстал от меня.
Время приближается к обеду. Люди высыпают на улицы и первое, что они делают, – поднимают лица к небу: впервые за две недели зимы большими пушистыми хлопьями падает снег. Я едва останавливаю себя, чтобы не начать ловить снежинки языком.
Кто же он такой? Я вполне могу размотать этот клубок, потянув за ниточку.
Он прохвост. Не опасный преступник – но жулик. Что бы он ни задумал – это незаконно. После встречи со мной он заглянет в кафе и выпьет… чай. Чашку крепко заваренного сладкого чая. Алкоголь он пьет только вечером и только с проверенными людьми: чтобы творить мелкие делишки, нужно постоянно быть начеку. Если я усыпляю внимание окружающих тем, что незаметна, то он усыпляет внимание, находясь на виду. Кто заподозрит человека, на лицо которого нацелены все взгляды? Но пока взгляды нацелены на лицо, руки могут вытворять, что угодно.