Карты игрокам выдавались за подписью одного из старшин и с печатью клуба. Старшинам же возвращались старые карты (сроки пользования картами для каждого вида игры регламентировал устав), после чего их сдавали (в Москве) для продажи по установленной цене в магазин Московского воспитательного дома, но ни в коем случае не в частные руки. Плата игроков клубу дифференцировалась в зависимости от качества карт, но, с другой стороны, в азартных играх, где играли дешевыми, отечественными картами, расходовали их больше, и этим создавалась заинтересованность клубов в сохранении таких игр. Из всех видов клубных игр бесплатными были только шахматы и шашки.>{88}
Азартные и коммерческие игры примерно соответствовали двум возрастным группам членов клубов — сравнительно молодым и более солидным, «степенным». Байрон, любивший в юности именно азартную игру, находил, что игроки счастливы, так как они постоянно возбуждены, игра — в отличие от женщин, вина, славы, чревоугодия и даже честолюбия — не пресыщает, а напротив, снова и снова возобновляет интерес к жизни.>{89} Потребностью риска, помимо жажды мгновенного обогащения, желанием испытать те же острые ощущения стимулировалась игра и в России, в клубах и в частных домах. «Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий. Везде более или менее встречается в отдельных личностях страсть к игре, но к игре так называемой азартной… Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию», — писал П. А. Вяземский.>{90}
В отдельные моменты, в среде общественно активной, страсть к игре осуждалась, как «презренное занятие» (слова Матвея Муравьева-Апостола из письма к Ивану Якушкину), или как нечто несерьезное, наряду с танцами на балах. То и другое причислялось к «мнимым удовольствиям света».>{91} Но этот суровый взгляд молодых офицеров — победителей Наполеона, будущих декабристов (и далеко не всех), не мог получить большого распространения. Налицо такой же ригоризм в том, как относились к Пушкину-игроку братья Николай и Ксенофонт Полевые, его литературные противники, критики «аристократизма» Пушкина. Он, вспоминал К. А. Полевой, «вел довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух! Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою страстью!»>{92} Тем, что Пушкин играет в «картишки», поражен был и Н. В. Гоголь.
Были, конечно, игроки, находившие в себе силы преодолеть эту страсть. О П. Д. Киселеве А. Я. Булгаков сообщал в 1819 г., что тот «стал заботлив, трудолюбив, бросил карты, ездит в наш архив, роется там с Малиновским в бумагах, ибо намеревается что-то написать о войнах наших с турками», и это «будет полезно для военных, особливо тех, коим достанется воевать в тех местах»