Император позвонил в колокольчик, вызывая секретаря. А когда тот явился, распорядился:
— Принесите приказ о назначении генерала Главнокомандующим и подготовьте приказ о присвоении ему звания генерал-фельдмаршала.
Паскевич не ожидал такого взлёта. Звание генерал-фельдмаршала после смерти Барклая де Толли в русской армии не присваивалось никому. Даже Ермолов был генералом от инфантерии. Тем не менее Иван Фёдорович попытался отказаться:
— Ваше Величество, я благодарю за оказанную честь. Но мне кажется, генерал Вигтенштейн более достоин на этот пост. Тем более что он старше меня в чине.
— Генерал Вигтенштейн — хороший тактик, но неважный стратег. Будучи на посту командующего армией — он на своём месте. Но вот как Главнокомандующий...
— И вот ещё, Ваше Величество. Мне нужен начальник штаба. Нужен командующий пехотными войсками. И, наконец, насколько вы доверяете командиру кавалерии Давыдову?
— Что вас смущает, Иван Фёдорович? Генерал-майор Давыдов — прекрасный командир. Во время войны 1812 года он командовал крупным отрядом. Потом был командиром дивизии и корпуса. Опыта у него достаточно. Или, — прищурился в улыбке император, — вас смущает, что он поэт?
— Меня смущает то, что он вольнодумец. Ведь не случайно же покойный император Александр раскирасировал Давыдова за его крамольные вирши. Мне доносили, что стишки Давыдова читались на всех попойках мятежников.
— И я их люблю цитировать, — ещё шире улыбнулся император. — Как там ноги ответили голове? «И можем иногда, споткнувшись, — как же быть, — твоё величество об камень расшибить». Вы знаете, а он был прав. Нельзя голове забывать о ногах. Полноте, генерал. А то, что Давыдов очень популярен у мятежников, — так это даже и хорошо. Пусть посмотрят, что вчерашние вольнодумцы остались верны государю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ДИПЛОМАТИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА
Февраль-март 1826 года. Кавказ
Один из немногих каменных домов селения-крепости Грозный принадлежал командующему Отдельным Кавказским корпусом. В небольшом рабочем кабинете, у огромного стола, заваленного картами, депешами, реляциями и прочей бумаженцией, сидел и сам командующий. За его спиной жарко топилась печка-голландка.
Сегодня генерал Ермолов не был похож на свои многочисленные портреты. В расстёгнутом мундире, из-под которого выбивалась свежайшая нательная рубашка, почти без орденов (за исключением, разумеется, подлежащего к постоянному ношению Георгиевского креста). Но всё же это был лев. Пусть и стареющий. Сходство с царём зверей довершала пышная шевелюра, успевшая поседеть почти полностью.