Интересно, что болтали обо мне Милена и та, другая девушка? Злорадствовали, наверное: соперница оказалась не столь уж искусна. Пускай! Меньше всего меня волновали сплетни и собственная репутация в гареме. О себе бы думали. Если на то пошло, их раньше прогнали.
Однако насладиться тишиной и покоем мне не позволили.
Сначала я услышала возню за дверьми, затем они резко распахнулись, и в покои ворвался побагровевший от ярости виконт. Отшвырнув пробовавшую удержать его служанку: «Ханун прописали покой», Альбус направился прямиком ко мне. Съежившись, ожидала удара, но новый хозяин ограничился словесным:
– Что ты натворила, дрянь?!
Он навис надо мной, сжимая побелевшие пальцы в кулаки. Поневоле ощутишь себя беспомощной – ведь я в постели, обнаженная. Однако не поддалась, взяла себя в руки. Если до сих пор жива, то не умру.
– Не понимаю, о чем вы, господин? – изобразила невинную дурочку.
– Не увиливай!
Вспомнив, что мы не одни, Альбус обернулся и выставил служанок. Воспользовавшись моментом, накинула халат и кое-как встала. Мелочь, а спокойнее. Одетому всегда комфортнее, чем раздетому, а лежачий человек заведомо проигрывает в споре.
– Что. Ты. Сказала. Императору?
О как! Советник догадался, что дело не в любовных утехах. Нужно его разубедить.
– Что вы? – испуганно замахала руками. – Разве наложницам позволено говорить в присутствии его величества? Особенно чужим наложницам.
Мне удалось посеять зерно сомнения в голове виконта, но опасность пока не миновала.
Альбус вплотную подошел ко мне и ухватил за подбородок.
– Смотри в глаза и говори правду, сучка!
– Мне больно, отпустите! – прошамкала в ответ.
Пальцы виконта сдавили челюсти, словно жаждали перемолоть их в порошок.
Альбус ослабил хватку, но не отпустил. Смело, потому как не чувствовала за собой вины, подняла на него глаза и спокойно повторила:
– Я говорю правду.
– Тогда почему император напоминал демона? В постели ты искусна, я проверял. Врач доложил, ты Неймару не отказывала, дала, куда полагалось. Но он тебя выгнали и не пожелал со мной попрощаться.
Гнев Альбуса поостыл, и он оставил в покое мое лицо, уселся в кресло. Теперь я стояла перед ним как провинившаяся ученица. И ведь как хитро развернул кресло! И дверь, и окно, и наложница как на ладони.
– Ну, что молчишь?
Обманчиво вкрадчивый голос таил серьезные неприятности. Я понимала, виконт не отступится, пока не получит ответ. А после меня ждало наказание. Одно дело – плохо удовлетворить императора, другое – понизить чужой статус в глазах конкурентов. Даже слуги, и те шептались о возможной опале. Человек с болезненным самолюбием, вроде виконта, такого не простит.