Не знаю, я не импотент и меня интересуют исключительно девушки, никак в новомодную тенденцию к однополым связям не вписываюсь. Но вот есть что-то в ней такое… Страшное? Опасное? Предостерегающее? Не знаю…
Так что я с большим энтузиазмом дослушал её до конца, развернулся и отправился в гостиную, решив первым делом снять шторы, поскольку стирка и сушка весьма длительный процесс.
Огромный встроенный в стену камин приковал мое зрение. Даже не так, висевшие над камином старинные часы сразу же бросились мне в глаза. Как и то, что стрелки на них давным-давно замерли и покрылись толстым слоем пыли.
А вот и моя прелесть, ради которых я сюда и пришел. Понятно, что украсть их днем невозможно. Пустое место на стене сразу же бросится в глаза, убежать от человека такого уровня со своей нубской десяткой я точно не смогу, так что надо дождаться темноты.
Избранная мною тактика оказалась верной. Часы словно гипнотизировали девушку. Каждый раз, когда она проходила мимо, бросала на них очень странный взгляд, словно чего-то опасаясь.
Мое дело маленькое, лезть с расспросами про этот раритет я точно не буду, не мое дело. Надо бы побольше сделать перед наступлением ночи, как-то я себя неловко чувствую, обкрадывая столь радушную хозяйку. Она и поесть положила, воды приносила всегда, когда просил, не ругалась, хотя, если честно, и не за что, работником я был кропотливым и хорошим. Для своего десятого уровня, естественно.
Я едва сумел удержаться от веса штор, стоя на стремянке, а хрупкой внешне девушке не составила никакого труда взять сразу пять полотен и, даже не сгорбившись и не охнув, спокойным шагом отнести их к магической стиралке, которая располагалась в противоположном углу дома.
Целый день я носился туда-сюда по дому, прервавшись лишь на сытый обед и неплохой ужин.
Темнеть начало где-то к двадцати одному часу, после чего хозяйка согнала меня с крыши, которую я, кстати, таки успел залатать, выделила два часа свободного времени, после которого надо идти спать.
За эти сто двадцать минут я с большим интересом изучил несколько старых книг в её библиотеке. Совсем далеко по стеллажам я не полез, поскольку там стояли произведения на непонятном для меня языке, а самая крайняя из них была написана неразборчивым подчерком с огромной кучей различных формул.
Слова мне удавалось расшифровать очень редко, да и попадались они не так часто. Разобрать сумел лишь «эксперимент», «подопытные», «смерть».
Согласитесь, не особо приятно читать такое, будучи в курсе, что все работники до тебя тут и пропали.