— Это я поняла. И что с того? При чем тут голодающие жители?
— Для каждой народной категории определена законодательно утвержденная норма питания, достаточная для поддержания существования и выполнения основных рабочих функций. Допуск в систему воспроизводства тоже влияет. Те, кому не дан полный запрет на продолжение рода, питаются лучше, чем стерилизованные низшие.
— Их еще и стерилизуют? О, ужас!
Марине хотелось выругаться. Крепко, хлестко, по-мужски. Высказать этому вполне даже неплохо упитанному болвану, привыкшему жрать морские деликатесы ведерками, все, что думает о нем самом и о его “цивилизации” с идиотической внутренней политикой.
Она отвернулась к окну и замахнулась в пустое пространство, рассекла сжатым почти до боли кулаком спертый воздух комнаты, показавшийся вязким как густой туман.
— А ты, значит, парень высшего сорта? — Марина пренебрежительно хмыкнула, вновь повернувшись к пришельцу. — Аристократ, любимец благородных дамочек. Видела, причиндалы на месте. Твои родители, наверняка, большие кайларские шишки. В смысле, важные персоны.
— Да, я не кастрирован, но далек от высшего благородного сословия.
Лиакс ответил без обиды, глядя на нее сверху вниз только из-за высокого роста, без надменности. Его темные глаза были задумчиво полуприкрыты.
— И я не знаю, кто мои родители, — прервавшись на глубокий медленный вдох, признался он.
— Как так? — Марина чуть не прикусила кончик языка. — У тебя должны быть документы. Свидетельство о рождении, паспорт. Какие-нибудь идентификационные карты личности. Не знаю, что из названного мной у вас в ходу, но… Тебя ведь не нашли в морской капусте. Ты родился, как любое существо класса млекопитающих.
— Доступ к базам данных родословных дается тем, кто получил разрешение на воспроизводство. Я не успел его заслужить, поэтому ничего не знаю о своих предках. В военный корпус поступил маленьким несмышленым ребенком, и не помню родителей.
Молча всплеснув руками, Марина сцепила их в замок. Нервное напряжение не спадало. К нему добавилась колючая душевная боль сопереживания.
На него не злиться надо, а “обнять и плакать”. Несчастный солдат, зомбированный ненормальным общественным строем, не знавший родительской любви, или…
Марина замялась, стесняясь задать неудобный с человеческой точки зрения вопрос.
Не прошло и минуты, как мало и слабо просопротивлявшаяся нерешительность исчезла. Ее уничтожила напористая профессиональная склонность к нарушению разговорных этических норм.
— Командир Келт мог быть твоим отцом? Я обратила внимание на ваше внешнее сходство. Всего лишь предположение…