Созданная для нуара (Штрамм) - страница 3

В пятнадцать она начала встречаться с каким-то пэтэушником, курить и пить пиво по вечерам в подъезде вместе с его компанией. Мы виделись все реже и реже, а потом она исчезла. Пэтэушника вызывали на допрос к следователю. Оказалось, он состоит на учете в детской комнате милиции, из-за того, что избил в шестом классе девочку и то ли выбил, то ли сломал ей зуб. Девочка оказалась родней нашему участковому, так что парень тогда влип основательно. Но в этот раз доказательств его вины найти не удалось: в день исчезновения Юлии он был с друзьями за городом и уверял, что понятия не имеет, куда делась подружка.

Участковый приходил и к нам, долго расспрашивал меня. Звали его Алексей Петрович, но для всех он был просто дядя Леша, потому что жил с нами в одном доме. Увидев дядю Лешу на пороге, я с пронзительной ясностью осознал: с Юлией случилось что-то действительно серьезное. Я ответил на все вопросы, а потом кинулся перебирать фотографии, нашел самую лучшую и принялся совать ее участковому, но тот не взял, сказав, что Юлия на ней слишком маленькая.

— А недавних фотографий нет? — спросил он.

Я помотал головой. От бессилия и невозможности помочь на глаза навернулись слезы.

— Мы уже не дружили так, как раньше… С тех пор как она стала встречаться с этим.

Дядя Леша посмотрел на меня хмуро из-под густых бровей, сказал, что такое «бывает», сочувственно сжал на миг мое плечо горячей тяжелой рукой, поднялся и ушел. Никаких следов Юлии обнаружить так и не удалось.

Вспоминать эту историю я не любил. Большую часть фотографий Юлии я выбросил во время переезда, оставил лишь самые лучшие, положил в большой белый конверт, написал на нем ее имя, спрятал в нижний ящик письменного стола и за двадцать пять лет ни разу не взглянул на них. Я хотел забыть обо всем, что было с ней связано, но так и не смог отделаться от привычки фотографировать крупным планом губы, глаза, родинки и пальцы моих моделей. Фотографии самых любимых, тех, что становились на какое-то время моими музами, я хранил все в том же ящике письменного стола в надписанных белых конвертах. Спрятав их, я завершал свой ритуал и, следуя ему, больше никогда не доставал.

После Юлии я повстречал еще пять муз, пять моделей. Леночка была шестой, одной из самых лучших и любимых. Несмотря ни на что, мне было жаль расставаться с ней, и я бы, наверное, не стал, если бы не та встреча в метро. Я ждал мою музу и верил, что судьба сведет нас вновь.

* * *

Стояла ранняя осень. Я возвращался из фотосалона, где по старинке печатал фотографии, нес подмышкой пухлый красно-желтый бумажный пакет. Погруженный в свои мысли, вошел в подъезд, вызвал лифт, стоящий, по закону подлости, на последнем, шестнадцатом этаже. Чтобы не тратить время впустую, подошел к почтовому ящику, выудил из вороха рекламных листовок счет за квартиру и письмо из налоговой, а остальное выбросил в заботливо поставленную уборщицей большую картонную коробку. Лифт остановился на первом. Я шагнул к раскрывшимся дверям и едва не столкнулся с выходящей из него женщиной.