Дмитрий Олегович Рокотов второй день пребывал в пресквернейшем настроении. Он злился на себя, на Машку, на ангину и те обстоятельства, которые привели его в такую постыдную ситуацию.
Он то вспоминал, с каким пафосом и самодовольством потребовал у секретарши даже не мечтать его, такого раздутого самомнением индюка, хоть как-то «впечатлить». То перед его внутренним взором до мельчайших подробностей всплывало её рассерженное лицо и то недоумение, с которым она его заверяла, что даже не представляет, какая сила способна её заставить увидеть вдруг в нём мужчину.
Потом он мучил себя воспоминаниями о том отвращении и даже брезгливости, написанными на её перепуганном личике, когда она от него отскочила, прервав поцелуй.
«Я – похотливое чудовище! – раз за разом повторял себе Дмитрий Олегович, добивая свою самооценку, - Девчонка меня, считай, с того света вернула, носилась со мной, как с писаной торбой, а я так постыдно её отблагодарил!».
Ему не хотелось анализировать свои ощущения и чувства, под действием которых он так очевидно и даже охотно и радостно наплевал на собственные принципы – не связываться с подчинёнными. Скорее всего, это был просто страх узнать о себе что-то такое, что наполнит душу тоской и страданием, а разум вынудит зло над собой шутить и измываться…
***
Он появился в офисе в понедельник мрачным и злым. И затравленный взгляд секретарши и её нерешительное «доброе утро» радости ему отнюдь не добавили.
Он объявил Марии Валентиновне, что отныне никакого латте пить не будет и, вообще, ей больше не стоит утруждать себя «бытовым обслуживанием» босса. Пусть всё своё время и энергию направит исключительно на решение рабочих вопросов.
В течение дня он общался с секретарём исключительно посредством селектора и ужасно злился, что за время его двухдневного отсутствия на работе, накопилась масса вопросов, которые он без помощи секретарши решить был не в состоянии.
Когда время обеденного перерыва давно наступило, а Маша так и не попыталась отпроситься у него на обед, Дмитрий Олегович вышел из кабинета и очень строго и холодно распорядился:
- Никакие голодные бунты со мной не пройдут! Вы немедленно собираетесь и уходите обедать! Я ясно выразился?!
Под его гневным пристальным взглядом девушка сначала испуганно замерла, стараясь собраться с мыслями, а потом решительно выпалила:
- Только при условии, что Вы позволите накормить и Вас!
Перед глазами мужчины пронеслась картина, как она сидит у его изголовья и терпеливо кормит его из ложечки. Он скрипнул зубами, отгоняя от себя мысли, как она, бедная, вынуждена была его жалеть и, насилуя себя, о нём заботиться, а потому холодно выплюнул: