Тренировочные часы (Ней) - страница 42
ГЛАВА 9
Анабелль
Я умираю?
Похоже на то.
Прижимаю ладонь ко лбу, проверяя температуру. Поглаживаю себя по щекам, чувствуя жар. Боже. Как же мне плохо, звезды танцуют под моими закрытыми веками.
Штопор.
Головная боль.
Тошнота.
Прикладываю руку к животу, потом ко рту, пытаюсь пошевелиться, перекатываясь на край кровати. Я протягиваю руку через край, слепо шаря вокруг, пока пальцами не натыкаюсь на ведро.
«Слава богу».
Подождите, кто его сюда поставил?
Плюхаюсь на спину, голова кружится.
«Не блюй, не блюй — тебя не может стошнить. Соберись, Анабелль. Ты взрослая женщина».
Открываю глаза, медленно моргая от слепящего солнца, которое светит в окно, которое определенно не мое.
«Где я, черт возьми?»
Это потолок не в спальне дома отца.
Уродливые бежевые стены не розовые.
Темно-синие простыни, пахнущие одеколоном? Определенно не мои.
Подтягиваю их к груди, к носу, еще раз принюхиваюсь и делаю вывод: эта постель, несомненно, принадлежит мужчине. Лосьон после бритья или древесный гель для душа, это не имеет значения — эти простыни пахнут фан-черт-возьми-тастически.
Снова нюхаю ткань, вдыхаю чудесный запах какого-то безымянного, безликого парня, когда замечаю фигуру, прислонившуюся к дверному косяку, с белой керамической кружкой в массивных руках.
У него ленивая улыбка на лице, теплая, дружелюбная улыбка без намека на сексуальный подтекст.
Смотрю поверх простыни, и мне хочется свернуться в клубок и умереть, но совсем по другой причине.
«Я его знаю!»
Это парень из библиотеки.
«Дерьмо, дерьмо, двойное дерьмище».
— Доброе утро. — У него такой низкий, бездонный голос только что проснувшегося мужчины.
Обожаю такой утренний мужской голос, такой скрипучий, что хочется в нем забыться. Такой сексуальный голос, что у меня мурашки бегут по коже.
— Гм, доброе? — Я же, напротив, квакаю, как лягушка, выдыхая свое жалкое приветствие.
— Как ты себя чувствуешь?
На нем темно-синяя футболка и серые спортивные штаны. Может, у меня и похмелье, но я не ослепла. Мой взгляд перемещается на юг, туда, где его штаны низко висят на бедрах, оценивая вид весь путь вниз.
Вниз по ногам, к босым ступням.
— Привет, — хриплю я. — Доброе утро.
«Господи, Анабелль, ты это уже говорила!»
Нет ничего более неловкого.
— Извини, я уже это говорила. — Прижимаю два пальца к пульсирующим вискам. — Я немного не в себе.
Это, мягко говоря, преуменьшение века.
— Я больше никогда не буду пить.
Не знаю, почему его вид так сильно действует на меня, но твердые мышцы его загорелых рук и гладкая кожа делают что-то с моим и без того мутным, пропитанным алкоголем мозгом. Находясь в его доме — с жутким похмельем в его доме, пока он стоит там и пьет кофе, свежевымытый и кристально чистый ,— я чувствую себя отвратительно.