Это была длинная речь. Бронвин было трудно постоянно смотреть на Брайса, чтобы он мог читать по губам. Она помогала себе жестами, но все еще не была уверена, что он понял все. К головной боли от похмелья присоединилась боль от напряжения, и мигрень стала почти невыносимой.
Она бросила взгляд на Кайлу, которая начала озабоченно поглядывать на них, и ободряюще улыбнулась.
– Я пытался защитить тебя, – сказал Брайс после долгого молчания. —Тебя и ребенка. Я хотел защитить вас.
– Защитить нас от чего? – спросила она, сочетая слова с языком жестов, чтобы выразить свое разочарование.
Каждая мелочь, которую Брайс неохотно раскрывал, заставляла сильнее осознавать, сколько еще он скрывал от нее. Она видела только верхушку этого айсберга и была поражена своим прежним невежеством.
Почему она прежде не понимала, насколько это серьезная проблема? Она была так ослеплена любовью и счастьем, что никогда не обращала внимания, каким несчастным и беспокойным человеком был ее муж.
– От чего? – снова спросила Бронвин, и Брайс беспомощно покачал головой. – Почему ты так отреагировал на новость о моей беременности?
Брайс тяжело вздохнул, в его глаза застыли горе и страх. Он покачал головой, встал и поцеловал Кайлу в макушку.
Малышка тут же умудрилась размазать яичницу по его щеке, но он, казалось, не заметил. Он выглядел таким потерянным, что у Бронвин оборвалось сердце. Она была готова на все, лишь бы стереть с его глаз выражение полного одиночества и муки, поэтому прикусила щеку, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость: например, что любит его или что останется с ним.
– Я попрошу своего помощника подобрать для вас несколько подходящих домов, а потом ты решить, какой больше подходит. – Он повернулся и вышел из кухни.
Бронвин победила, но это не принесло ей радости или удовлетворения. Она чувствовала одно лишь опустошение.
Брайс
Он заперся в кабинете и только потом позволил себе осознать то, что случилось. Бронвин захотела уйти от него, и он сдался без борьбы, потому что она заслужила свободу, потому что было жестоко привязать такую энергичную и любящую женщину, как она, к эмоционально искалеченному мужу, и, самое главное, потому что он все еще не знал, как объяснить свои действия в ту давнюю ночь.
Два с небольшим года назад
«Она беременна, Господи Иисусе!»
Он не был готов стать отцом. У него это никогда не получиться. Он будет таким же, как его собственный отец – жестоким монстром, не имеющим ни сердца, ни души. Он не хотел иметь ребенка, пока Бронвин не исцелила его самого. Она была бальзамом для его беспокойного и поврежденного духа. Со временем ее успокаивающая нежность и доброта проникнут в его душу и сделают таким человеком, каким он мечтал быть. Тогда и только тогда он был бы готов стать отцом и отвечать за новую жизнь.