– А теперь знаешь?
– Да, – прошептал он.
– Ну и..?
– Это... – Брайс запнулся и помолчал, прежде чем глубоко вдохнуть и продолжить: – Любовь – это тихие обеды, когда мало, о чем говорят. Это солнечные дни на пляже. Это видеть любовь в твоих глазах, когда ты смотришь, как спит наш ребенок. Это смотреть, как солнце восходит в твоей улыбке и садится в твоих слезах. Это удовольствие видеть, как ты ешь, спишь, учишься и играешь. Это маленькие, повседневные вещи, на которые никогда не устаешь смотреть: например, как ты заправляешь одну и ту же упрямую прядь волос за ухо двадцать раз в день. И это необыкновенные, изменяющие жизнь вещи, такие как видеть твою улыбку и мои глаза на лице нашей прекрасной маленькой девочки. Это знание того, что даже если ты отвернешься от меня навсегда, я уже стал лучше лишь потому, что ты была в моей жизни.
Бронвин наклонилась вперед и бесконечно долго смотрела в его серьезные голубые глаза, а затем обхватила заросшее щетиной лицо руками. Брайс доверил ей свою прекрасную, израненную душу, и она будет яростно ее охранять.
– Вот ты где, – прошептала она и улыбнулась краешком губ. – Я нашла тебя.
Брайс нахмурился.
Тогда она наклонилась, запечатлела нежный, как перышко, поцелуй на его губах, снова отодвинуться, чтобы он мог видеть ее лицо и добавила:
– Вот мужчина, за которого я вышла замуж.
Брайс удивленно распахнул глаза и с трудом сглотнул.
Бронвин видела, как он мужественно пытается держать себя в руках, как хочет оставаться сильным, но ее пристальный взгляд, казалось, полностью обнажил его душу.
Плечи Брайса дрогнули, и звук, который вырвался из груди при вдохе, походил на рыдание.
– Все в порядке. – Она ласково погладила его по щеке.
Глаза у Брайса наполнились слезами, он наконец отбросил защитные барьеры, которые создавал годами, и позволил себе заплакать. Он попытался отвернуться. Даже после всего, что он только что рассказал, его первым побуждением было пережить эту бурю эмоций в одиночку, но Бронвин не позволила. Она обняла его за шею и крепко прижала к себе.
Бронвин успокаивающе напевала так же, как когда утешала Кайлу, надеясь, что Брайс почувствует вибрацию в ее груди. Его рыдания были грубыми, неистовыми и выворачивающими наизнанку. Ей хотелось рыдать вместе с ним, но она должна была быть сильной ради него. Этот момент послужит катарсисом для замечательного мужчины, который так боялся позволить себе быть счастливым.
– Все в порядке, – шептала она ему в волосы. – Все хорошо.
Конечно, до хорошо было еще далеко. Бронвин все еще переваривала откровения Брайса о детстве. Но будь она проклята, если и дальше позволит ему думать, что он не заслуживает ее любви и считать себя монстром.