Такой она мне нравится гораздо больше.
Даже заводит. Хотя, меня она в любой ситуации заводит. И в любой позе.
Она открывает рот, реально кричать собирается, и я тут же реагирую, накрывая ее губы ладонью. Плотно.
Чуть наваливаюсь, чтоб не распускала руки, а то уже пытается опять по физиономии мне попасть.
— Светик, это вообще не то, что ты подумала, — хриплю банальщину, но другого ничего не остается.
Она мычит, сопит и выгибает бровь. Выглядит вполне язвительно. И понятно.
— Да, реально! Это… Это просто работа!
— Сука! — мычит она сквозь мою ладонь, — гад!
И плачет. Снова! А я не могу этого терпеть!
Наклоняюсь и начинаю целовать мокрые щеки, бормоча, что все не так, как она думает, вообще не так, что я не могу сейчас объяснить, но потом… Обязательно, обязательно все скажу, и она поймет, поймет…
Света мычит, пытается увернуться от моих губ, не желает, чтоб целовал, но я, как всегда рядом с ней, не могу остановиться.
Трогаю ее, тискаю свободной рукой за грудь, спускаюсь к шее, жадно облизывая вкусную кожу, тут же от моих прикосновений покрывающуюся мурашками, и все шепчу ей, шепчу уже что-то настолько невнятное, что и сам разобрать не могу.
Она больше не выворачивается, вздрагивает от моих прикосновений, постанывает в ладонь нежно так, жалобно… И плачет. Опять плачет! Ну вот как быть? Я же еле торможу сейчас, еле-еле!
Не надо плакать, Свет ты мой! Не надо!
Это я тоже бормочу, уже на коленях перед ней, лихорадочно расстегивая джинсы и сдирая их до щиколоток. Света стоит надо мной, бессильно опустив руки и плача. Смотрит на меня, покорно позволяет высвободить одну ногу сначала из туфли, а потом из штанины, позволяет уложить бедро на плечо…
А я дурею от ее вида, от кружевных трусиков на гладкой коже, уже забываю про то, чего хотел изначально. Потому что рядом со Светочкой, с моей рыжей проблемой, я всегда хочу только одного. Ее.
Света тихо всхлипывает и пытается уцепиться хоть за что-нибудь, когда я языком провожу прямо по кружеву, мягко прикусываю и легко отодвигаю мокрую ткань с пути.
— Нет… Нет… Ты с ума…
Она, кажется, только теперь понимает, что вообще происходит, до этого словно одурманенная была, не сопротивлялась.
Да и сейчас не сопротивляется. Смысла нет.
Только стонет тихо, неосознанно подается вперед, к моим губам навстречу, и всхлипывает растерянно.
А я кайфую. Наверно, даже больше, чем от обычного секса. Она на вкус нереальная, свежая и терпкая одновременно, с мягкой сладковатой ноткой. Настоящая конфетка. Такую в радость на языке катать.
Меня в этот момент не заботит, что нас могут увидеть, что моя гребанная легенда, гребанная работа… Похрен, вот реально похрен.