Я стою, опираясь задницей на его потрепанный гелик, скучающе разглядываю остов здоровенной бетонной конструкции, бывшего корпуса завода.
Когда-то тут была жизнь. Предки, жившие при развитом социализме, строили с размахом. На века.
И теперь не оставляет ощущение, что в игре компьютерной нахожусь: старая заброшка, бетон и ржавчина, бурьян и собаки бродячие.
Как-то даже неуютно без ствола серьезного. Как в игрухе, хочется нарастить мощность на свою пукалку, которую Васильич, сука, от сердца оторвал.
У Ворона явно есть что-то посерьезнее. Но, даже если и нет, у него есть шесть серьезных мужиков с собой.
Двое в его гелике, и четверо еще в одном — чуть поодаль.
Девяностые, сука, вернулись.
Я, хоть и не застал, а отец хлебнул по полной. Рассказывал.
У нас как раз передел был крутой, никелевый комбинат, да шахты делили с кровью.
Он успел урвать. Правда, ничем хорошим это дерьмо не кончилось, но тут уже издержки. Никто не виноват.
Он — уж точно.
Морщусь от остро кольнувшей в сердце боли, каждый раз приходящей, когда появляются мысли об отце, могилу которого уже не навестить, матери, еще живой, но уже давно переставшей узнавать нас с Люськой, да и о Люське моей, мелкой бешеной сестренке, пострадавшей больше всех…
Отгоняю негатив, усмехаюсь независимо, слушаю Ворона, ударившегося в ностальгию.
— Здесь поселок был, городского типа, — скрипит мирно Ворон, покуривая и разглядывая окружающий мерзкий пейзаж чуть ли не со слезами умиления на глазах, — строился спецом, чтоб людям нормально добираться до завода… Эх, какие тут стрелы были в девяностых… Крутые! Я тогда не старше тебя был, но уже в авторитете. Мы сюда приезжали с Васей Наставником. Слышал про такого?
Мотаю головой. Я не местный, и кровавую историю здешнего края не знаю.
— Щенок… Наставник был… Ладно, земля ему пухом…
Я не собираюсь вникать, зачем голову засорять? Другое интересует.
Может, спросить, пока время есть? Мы приехали раньше на пятнадцать минут. Ворон ворчал, что это западло, что нормальные люди приезжают минута в минуту, и если опоздаешь, то неуважение и стрела решается в пользу того, кто приехал вовремя…
Но мне плевать на бандитские обычаи замшелых девяностых, тем более, что сам Ворон, сотрудничая с Васильичем, плотненько зашкварился, или, если говорить нормальным языком, испачкался так, что кто бы про порядки теперь пел.
— А зачем это тебе вообще?
Спрашиваю осторожно, прикрыв микрофон. Уже понятно, что связь так себе, и тем более ветер… Если что, спишу на это.
Ворон понимает сразу, о чем я, режет взглядом по закрытым окнам своего гелика, отходит на пару шагов, типа прогуляться.