Как ни трудно сейчас в это поверить, и несмотря на осовремененный синтезаторный звук, но крупная Columbia, с которой у Коэна был контракт, не увидела в альбоме достаточно коммерческого потенциала и выпускать его отказалась. «Леонард, ты велик, но ты недостаточно хорош», – пересказывал Коэн слова главы фирмы Уолтера Йетникоффа. В итоге альбом вышел на небольшой независимой фирме Passport, о сингле “Hallelujah” даже не было и речи, и поначалу песня была просто незамеченной.
Коэн, однако, вовсю исполнял ее на концертах, в том числе и в расширенных— пусть не 80 куплетов, но все же куда более полных, чем запись на пластинке – вариантах. Даже тот факт, что на песню обратил внимание Дилан и спел ее в 1988 году, ситуацию значительно не изменил. Первый прорыв наступил только в 1991-м, когда на изданном во Франции трибьют-сборнике песен Коэна I’m Your Fan[108], где среди исполнителей были R.E.M., Ник Кейв, Pixies и многие другие. “Hallelujah” спел обладавший еще со времен Velvet Underground культовым статусом Джон Кейл. Кейл слышал концертные выступления Коуэна и решил включить в свою версию и другие куплеты, в том числе и тот самый, с вызовом Богу. Он попросил Коуэна отправить ему полный текст и, получив 15-страничный факс, «выбрал самые дерзкие».
Именно Кейл вдохновил взяться за “Hallelujah” и молодого Джеффа Бакли, сына умершего в 1975 году в возрасте 28 лет от передозировки героином блестящего певца и тяготевшего к авангарду композитора Тима Бакли. Версия “Hallelujah” Джеффа Бакли вошла в его единственный альбом Grace, вышедший в 1994 году, за три года до трагической гибели певца[109]. И вот тут у всех будто открылись глаза. «Если у Коэна “Hallelujah” звучала как погребальный марш, то у Бакли она превратилась в капсулу человечности, его голос летит от славословия к печали, от красоты к боли. Это великая песня», – писал журнал Time.
Сам Бакли, впрочем, в первую очередь отдавал должное не своему вокалу[110], а гуманистическому смыслу песни: «Любой человек, внимательно слушающий песню, поймет, что она о сексе, о любви, о жизни на земле. Аллилуйя здесь – не восхваление объекта преклонения, идола или бога, это аллилуйя оргазму. Это ода жизни и любви».
Это понимание близко пониманию самого Коэна, чем дальше, тем больше отдалявшегося от чисто религиозного толкования песни.
«Да, в ней есть библейские аллюзии, но чем дальше она движется от начала к концу, тем этих аллюзий становится меньше. В конечном счете я понял, что ссылаться на Библию вовсе не обязательно, и песня стала «светской аллилуйей». Мне важно было сделать ее доступной и понятной светскому миру, сказать, что истоком «аллилуйи» могут быть вещи, к религии не имеющие никакого отношения».