«Мы выезжаем сегодня же», — написал человек и передал дневник Бортникову.
— Его Императорское Величество говорит, что мы выезжаем сегодня же, Ваша Светлость, — сообщил Иван Бирону.
— Но… как же? — вопросил больной герцог.
— Проблемы с крестьянами, Ваша Светлость, — ответил Бортников. — Или уезжать, или убивать их.
Человек начал собираться. Быстро погрузив свою небольшую поклажу, он забрался на крышу кареты и начал ждать.
В течение часа охрана собрала все вещи Бирона и погрузила в карету его самого. До Нижнего Новгорода ехать недалеко, поэтому человек рассчитывал, что Бирон не помрёт в дороге. Тем более, что его состояние существенно улучшилось, если сравнивать со вчерашней беспамятной лихорадкой. Организм стар, но крепок. В эту эпоху только по-настоящему здоровые дети переживают младенчество, поэтому были шансы на то, что Бирон проживёт достаточно долго и всё это время будет полезен человеку.
Крестьяне следили за тем, как они уезжают.
Рядом с человеком сидел Иван Бортников, почему-то считающий, что облечён августейшим доверием и имеет право делиться с ним своими мыслями.
— Охамели они совсем, Ваше Императорское Величество, — сообщил Бортников. — Где это видано, чтобы крестьяне открыто выступали против вековых устоев? Сюда бы пару полков карательных, чтобы вычистить заразу мятежа…
Человек никак на слова охранника не отреагировал. Он был погружен в свои мысли.
Что-то не складывалось в этой картине.
Самозванцы просто обречены делать акцент на своём знатном происхождении, а это обязательно благородная атрибутика и опора на аристократию, имеющую глупость выступить за самозванца. В ином случае это банальное крестьянское восстание, коих было уже много, и все они потерпели провал.
За простолюдином никто не пойдёт, а если пойдёт, то значит, что уже совсем накипело от невыносимой тягости бытия. Значит, уже неважно, что будет завтра, а вот сегодня можно оторваться на классовых врагах, ещё вчера жировавших на твоём труде. Завтра будет виселица, расстрел, хоть плаха, неважно. Сегодня можно убивать, сегодня никто не осудит.
Человек посчитал, что надо разбираться. Не должны крестьяне открыто хаметь перед вооружёнными людьми, если не чувствуют, что за ними сила. Ложно ли, правдиво ли, неважно. Если чувство превосходства есть — будет такая наглость. Они ведь как никто другой знают, что будет, если сюда придут полки карателей.
И что-то тут определённо не так.
Человек смотрел на приближающийся город, с его дымами, высокими зданиями в центре, бедными пригородами, а также шастающими по окраинным улицам людьми и некой атмосферой свободы.