— Не знаю. Никогда не находила пуговиц на дороге. Однажды нашла чей-то лапоть, но про такое в семейном собрании ничего не говорится.
Настал черед улыбнуться самому Путнику, уж больно потешно выглядела нынче ворожея. На голове — разноцветный платок с кистями, торчащий подобно второй паре диковинных ушей, руки она то и дело отирала о передник, который давно из белого превратился в пятнистый. Розоватые отпечатки крови, серые следы золы, мазки краски соседствовали на нём с застывшими кляксами каши. По этому переднику можно было узнать больше, чем по иным картам. Тивисса всерьёз считала, что каждый раз, когда она стирает его, на мир обрушиваются страшные напасти.
С некоторых пор Путник перестал с пренебрежением относиться к подобным россказням. И на всякий случай попросил женщину проверить его одёжку. Вдруг та тоже обладала скрытыми свойствами? Ибо он частенько замечал: стоит сменить в походе рубаху, как обязательно во что-нибудь вымажешься, а коли порвёшь плащ, как тут же похолодает или дождь польёт.
Стоило Тивиссе выпить зелья, как стала она прежней. Пропал её ледяной всевидящий взгляд, лицо из каменного сделалось живым и подвижным. Ночь напролёт варила она своё снадобье, мешала в большой чаше разные порошки и незнакомые гостю цветы. Сначала тёмно-зелёная жижа бурлила, пузырилась, но стоило ворожее капнуть в неё крови трупоеда, как та тут же успокоилась и сменила цвет, став лазурно-голубой.
Оба они жутко умаялись, а потом проспали почти до полудня, чего с Путником не случалось, наверное, лет сто. После того, как болезнь отпустила из своих лап Тивиссу, а её гостю позволила спокойно вздохнуть, вернулись привычные заботы. Опять что-то где-то отвалилось, расстроилось, требовало починки. К тому же пришла пора сбора яблок. Каждый год Тивисса обрывала их, резала и сушила. Скукожившиеся потемневшие кусочки прошедшего лета хранились в большом берестяном коробе почти до самой весны. Несколько дней они потратили на заготовку, так что и словом было некогда перекинуться. И теперь, когда работа была окончена, Путник принялся доводить ворожею вопросами, отчего в итоге та не выдержала и сунула ему в руки объёмный фолиант, веками заполнявшийся её предками, а сама занялась очередной стряпнёй.
Поглядывая на чужака, Тивисса думала обо всех этих долгих неделях, проведённых вместе. И казалось: так и должно быть. Дом с его появлением стал ещё уютнее, хотя казалось, такое просто невозможно. Верное плечо и крепкая рука Путника стали для Тивиссы хорошим подспорьем.
Мать вечно твердила ей, что мужчины и коты очень схожи в своей природе. Мышеловы из котов хуже, чем из кошек, они всё метят, но самое главное — их невозможно перевоспитать, отучить от дурных привычек. «И удержать», — неизменно прибавляла вслед за матерью бабушка. И всё же Тивисса хотела попытаться. Не отучить гадить, конечно же. Приручить этого зверя с меняющими цвет глазами.