— Красивый, — произнёс Путник.
Даже если бы он никогда прежде не видел талисмана, всё равно узнал бы из сотен и тысяч таких же. По дому Тивиссы разнёсся тонкий звон, похожий на писк комара, становясь громче и басовитие. Одна за другой накатывали волны звона, превращаясь в рокот настоящей бури. Солёная вода брызнула в горло Путника, ледяной рукой сжалось сердце. Он тонул. Снова. Только на этот раз не было ни страха, ни горечи.
— Эй, эй! Во имя великой Птицы, очнись!
Кто-то тряс мужчину за плечо. Он едва смог разлепить веки. Глаза щипало, каждый вдох давался с трудом. Но ни могучие волны окружали его; Путник по-прежнему находился в доме Тивиссы. Более того, даже не поменял своего положения, вцепивший одной рукой в скамью, а другой — в плечо ворожеи. Всего пара мгновений минула, а казалось, прошла целая вечность.
Тени отступили, съёжились по углам. В нескольких локтях от них лежал колокольчик. Вязь рисунка на нём успокоилась. Талисман больше не издавал ни звука, хотя спустя множество вёсен наконец-то обрёл голос. Внутри серебряного венчика зажегся огонёк махонького язычка.
10
Ворона дремала на заборе. Перья её топорщились в разные стороны, стараясь сохранить тепло поджарого тела. Снова в долину пришли холода и сырость, но улетать отсюда было глупо. Здесь жили люди. Сами по себе они только раздражали птицу, но благодаря выкидываемому ими мусору появлялась возможность легко продержаться даже в самые худые времена. Небо едва посветлело, когда неподалёку раздался знакомый скрип. Ворона очнулась от дремоты, взмахнула крыльями, но так и не влетела.
Чужак неторопливо сошёл с крыльца. На плече у него висела объёмистая сумка, и ворона видела краешек торчащей из неё книги и горлышко бутылки с ярко-синей жидкостью.
Незваный гость бросил прощальный взгляд на гвоздик, прибитый над дверью. Только обрывок верёвки остался болтаться, как болтается петля после того, как вынут из неё покойника. Раньше тут висел медный колокольчик, да его уже как два дня сорвала сорока-воровка. Крылатая наблюдательница это видела, хотела поднять по обыкновению гай, да передумала. Чего зря глотку рвать?
Глупая самка, живущая в доме, не видела ни перекрашенных перьев чужака, ни поддельного его сердца. Ворона частенько наблюдала за ними, усевшись на широкий наличник кухонного окна. Возможно, он влился в местную стаю, но мудрая птица по-прежнему чуяла в мужчине нечто враждебное, нечто такое, что можно сравнить с запашком гнили. Сладковатым и очень приставучим.
Чужак поправил ремень, и более не оборачиваясь, зашагал по тропинке. Туман сразу же поглотил его, как речная вода — упавший в неё камень. С облегчением каркнула ворона, снимаясь с забора.