В тот вечер мы почти ничего не сказали друг другу. Просто стояли и смотрели, как падает снег. Будто никогда не видели прежде. Она заговорила первой. Нет, зашептала. И шёпот мешался с дыханием, и каждая снежинка забирала часть этого шёпота. Стоит закрыть глаза, и они тут же появляются за закрытыми веками. Безгласые вестники зимы, её дети и её воины. И уши наполняют все потерянные для меня звуки.
У него имелось ещё полтора часа. Захлопнуть крышку бесполезного компаса. Достать пожелтевший конверт с письмами. Длинными, короткими, больше похожими на наспех накарябанные записки. Он помнил, как ждал каждое из них, и как они пахли, когда попади к нему в руки. Помнил все завитушки букв, продолжая, словно одержимый, перечитывать их раз за разом, разбирая заново. Да только лицо той, что когда-то написала эти письма, позабыл.
Она превратилась в подобие послевкусия на языке, в отпечаток на сетчатке после взгляда на слепящую лампу. И всё же осталась при этом реальнее, чем все окружающие Лайтнеда люди. Не удивительно, ведь Фредрик давно перебрался в мир духов и теней. Стал кем-то иным, кем-то отличным от остального человечества, а потому свои мысли и тайные желания мог поверить только такому же существу, как он сам. Существу из другого измерения. Не живущему, но и не умершему до конца.
Но как поддерживать связь с тем, кто не слышит тебя? Кого не слышишь ты? Только по средствам всё тех же писем. И Лайтнед писал каждый день. Сначала отвечая на её послания, а потом — повествуя о том, о чём она уже не могла спросить. Он уродовал белую гладь тёмно-синими венами строчек. Зачёркивал, сминал, начинал сначала, но никогда не прекращал своего занятия, пока очередное повествование не было окончено. Кто-то коллекционирует красивые камни, кто-то — статуэтки из фарфора и бронзы. Фредрик собирал по крупицам веру в то, что однажды до неё дойдут его ответы.
Или хотя бы до её Эха.
Окунуть перо в чернила. Настоящее, гусиное, какими последние лет тридцать не пишут. Порой проще изменить весь мир вокруг себя, чем убить собственную привычку. Кому как не Лайтнеду знать об этом?
Подождать, пока стечёт густая чёрная капля. Глубоко вздохнуть, будто собрался прыгнуть в бушующую бездну холодного моря. И начать свой долгий монолог, прерываемый лишь случайными кляксами. Воздух жёг лёгкие от непроизнесённых речей, и те выливались в полу-крик. Исступление, шаманство, волшебство. Фредрик многое отдал бы за способность обращать эти тёмные линии в настоящие заклинания.
…я молю тебя.
Но он не был ни колдуном, ни великим учёным. Всё, что оставалось Лайтнеду — это ненавидеть первых, и полностью положиться на вторых.