— Так или иначе, всё упирается в Шэйлу Табби, — утвердительно покивал мужчина. — Будь у меня возможность, я бы начал с неё.
— Пожалуй, — согласилась Ольга. Поинтересовалась осторожно: — А что с потомками графа Малгри? Вы, случайно, не узнавали?
Что Мариам Линтон вышла замуж за Мартина, она не сомневалась. А вот добилась ли Саманта своего и стала ли женой Стэнли Хардинга — узнать было интересно.
— Как только я прочитал дневник и понял, кто я, то первым делом нашёл особняк на Аддисон Роуд. Он всё там же. Не знаю, насколько изменился с тех пор, как видели его вы, но впечатление на меня он произвёл неизгладимое.
Антон Дмитриевич замолчал и посмотрел на Ольгу, как ей показалось, с жалостью. Его голос стал тише, речь замедлилась.
— Поместье Малгри-Хаус, вернее то, что от него осталось, я нашёл, совместив две карты: старую 1862 года, на которой оно есть, и современную. Лондон за сто пятьдесят лет разросся и поглотил тогдашний пригород, — пояснил он. — Не знаю, по какой причине было снесено поместье. То ли земля была продана владельцами под новую застройку, то ли была принижена его историческая значимость и его снесли, то ли случилось ещё что-то. У меня не было времени выяснять причины. А вот небольшой кусочек земли, оставшийся от него, тронуть никто не посмел. Англичане глубоко религиозные люди. В государственных школах до сих пор ученики ежедневно принимают участие в школьной молитве.
Он достал из внутреннего кармана пиджака ещё один сложенный лист и подал Ольге:
— Не принимайте близко к сердцу. Вы же понимаете — прошло столько времени. Полтора века.
Прошло столько времени… — дрожали у неё руки, разворачивая лист.
Столько времени… — облилось кровью сердце.
Времени… — перехватило дыхание от увиденного.
Сквозь призму слёз Ольга смотрела на два одинаковых надгробья с памятниками: серыми, величественными, чуть покосившимися в разные стороны, будто они отталкивались один от другого. Мартин и Стэнли…
С надгробий мёртвой красотой смотрели на неё пышные букеты белых хризантем.
Ольга поспешно перевернула фотографию, прижимая её к коленям.
Она будет скорбеть и оплачет мужчин позже.
Когда останется одна.
Когда свидетелем её горя будет пустая комната.
Когда не нужно будет сдерживать стоны и утирать украдкой слёзы.
Когда не нужно будет держать лицо и казаться сильной.
А сейчас…
— Это для вас прошло полтора века, — выдавила она из себя, сжав зубы, сдерживая порыв вырваться на свежий воздух из душного салона элитного внедорожника, выскочить под промозглый мартовский ветер, запрокинуть голову и подставить лицо холодному весеннему дождю. Расплакаться.