— Снежная кошка, — молодой криво усмехнулся. — Надо же.
Лицо его было пепельно-бледным, на лбу и висках блестела испарина.
Уф, прошел мимо!
Поежился, на ходу обернулся к своему спутнику и выхватил у него шубу:
— Ладно, давай! И не ходи за мной, я быстро!
Он направился к одной из дверей круглого зала, и дверь, вся в завитках вьюнов, распахнулась перед ним сама, явив всепоглощающую черноту, а потом, очень медленно, закрылась. Я успела увидеть, как человек идет — и при его приближении вспыхивают огни, превращая зловещую черноту в обычный дворцовый коридор.
Я могла бы проскочить за ним. Но сил на еще одно приключение не было…
Пожилой слуга тяжело вздохнул и побрел обратно. Я пристроилась следом.
Когда мы выбрались в оживленные коридоры, к моему проводнику бросились двое в серо-голубых дворцовых мундирах.
— Где он? Что сказал?
— В храм пошел, — ворчливо отозвался слуга.
— И ты его отпустил? Одного?!
— Я, благородные господа, его величеству не сторож и не начальник! В другой раз сами попробуйте не пустить.
Слуга обошел придворных и двинулся по своим делам.
А я осталась у стеночки с открытым ртом, пытаясь соотнести болезненное лицо, которое видела четверть часа назад, с портретами, висящими у нас в ратуше, и в гимназии, и в купеческом собрании, и в театре, и в парадных залах богатых домов — да всюду! С гравюрами в газетах, с ночными кошмарами Камелии…
Молодого короля всегда изображали писаным красавцем — с золотыми кудрями, с ликом гордым, величавым, как и подобает величеству, однако благожелательным.
В жизни волосы у Альрика оказались пепельно-русыми и прямыми, черты вполне правильными и в общем приятными, но из тех, про которые говорят ни рыба ни мясо.
Тот же Даниш гораздо интереснее. Весь цельный, такой, как надо, безо всяких "но", "вполне", "вроде бы" и "в общем". Рыжина и веснушки, что бы ни говорила Кайса, очень ему шли. Еще бы поступал, как приличный человек, цены бы ему не было! Я попробовала вообразить Белого Графа с серебряно-снежной шевелюрой и синими фонариками в глазницах, вроде тех, что сверкали меж век у короля… Не получилось.
Мысли снова вернулись к Альрику. В нем чувствовалась загадка. Но не та, которую хочется разгадать во что бы то ни стало, а та, от которой лучше держаться подальше. Он был… словно одержимый, вот верное слово.
Бедная Камелия!
* * *
Есть такое выражение: "Сила кипит в крови". Альрик знал, каково это, помнил по прежней жизни, по легкой власти над родной стихией.
Сейчас же сила не горячила ему кровь, а выстуживала.
Он не мерз на холоде, как мерзнут обычные люди и как сам он мерз прежде, но тело все время пробирал озноб, словно при болезни. Особенно во дворце, в обители лета… Не помогали ни меха, ни телогреи. Магия, заключенная в древних стенах, и его собственный врожденный дар как будто противились тому новому, что он нес в себе. Это новое душило, жгло ледяным огнем, требуя выхода. Но когда Альрик пытался приложить его к делу, не слушалось и рвалось из рук.