— Вполне. Теперь я всецело к услугам вашего высочества.
Я уже успела уяснить, что разговоры ни о чем составляют суть истинно светской беседы, и под журчание голосов просто рассматривала графа — живого, не призрачного. Ему шел бордовый сюртук, и рыжие волосы не резали глаз.
Рауд Даниш казался беспечным, делал комплименты дамам, шутил, но теперь я видела, что он тоже носит маску, за которой скрыты озабоченность и тревога.
В какой-то момент Даниш спросил:
— Как вам дворцовая кухня?
Камелия просияла:
— Превосходно!
А графиня Виртен встала так, чтобы заслонить широкой юбкой корзину на столике в углу. Корзина была заказана через посла Кейринга в ресторации Владисона, и на ней красовалась надпись "Самые вкусные обеды".
Гордецы вайнорские! Я же за них хлопотала. А теперь Рауд Даниш решит, что я обманщица.
— Как дела у нашей любимицы? — граф весело повернулся в мою сторону.
— Ах, — воскликнула принцесса, — сегодня вышла такая неприятность!
Крохотное недоразумение, незначительный курьез — так это звучало в ее изложении.
Граф отнесся к рассказу легко. Заметил лишь, что вечерами хорошеньким барышням и хорошеньким кошкам не стоит гулять в одиночестве.
Но легкость эта была внешняя. Я заметила, как при имени принца Гюнтера у него на миг прервалось дыхание и глаза потемнели.
— Ваше высочество не будет против, если мы с Белкой прогуляемся по старой памяти? — спросил Даниш, прежде чем раскланяться.
— Что вы! — принцесса улыбнулась. — Я помню, что ей нужно бывать на воздухе. Уверена, с вами Белочка будет в полной безопасности.
Мы с графом шли по дворцу, как по гостевому дому в Лейре — я у его ноги, но все встречные смотрели не на меня, а на Даниша. По коридорам бежали шепотки:
— Белый Граф… вернулся…
— Рыжий, как летом…
— Что с ним? Что с его силой?
— Так вот почему с зимой нынче сладу нет…
Даниш беззаботно раскланивался со знакомыми, однако в разговоры не вступал.
Едва мы вышли в парк, он стал мрачнее дождливого дня и сразу свернул с дорожек в послушно расступившиеся сугробы. Редкими крупными хлопьями падал снег, в отдалении скребли лопаты.
— В юности я состоял в свите Альрика, тогда наследного принца, — заговорил граф. — Это наша фамильная привилегия и обязанность. А летом моему брату Карстену исполнилось семнадцать и он вошел в свиту принца Гюнтера.
Между нами установилась связь — и передо мной появился второй, призрачный Рауд Даниш. Он шел мне навстречу, но расстояние между нами не сокращалось. Губы призрака двигались в такт шагам настоящего Даниша:
— Это была идея Альрика. Окружить Гюнтера приличными молодыми людьми в надежде, что он бросит свои выходки. Кончилось тем, что Карстен вступился за барышню, которую Гюнтер пытался затащить в свою карету, вызвал его на дуэль и ранил в руку. Символическая царапина. Но он пролил королевскую кровь. При свидетелях. Дворянину за это полагается тюрьма. В дополнение Гюнтер потребовал наказать Карстена по старому вайнскому праву, то есть отрубить руку, которая нанесла урон члену правящей семьи. Мне очень дорого стоило вызволить его…