Представляю, как мы сидим на кухне, он рассказывает мне как прошел день. Полинка уже большая, играет возле нас в куклы. А в люльке спит еще один малыш — сын, которого я ему обещала, и вместо которого родила Польку.
У нас была бы обычная нормальная семья, пускай без повара, горничных и садовника. Зато у меня был бы Тимур, а у него я, и это то, что не купишь ни за какие пачки долларов.
Ночную тишину тревожит пиликанье мессенджера, смотрю на экран — сообщение от Алекса.
«Привет, Ника! Извини, что поздно. Увидел, что ты в сети. Как дела?»
Быстро вытираю глаза и пишу ответ:
«Привет, Саша. Спасибо, у меня все хорошо».
Он спрашивает о дочке, наверное, Сонька сказала ему, что у меня родилась дочь. А потом вводит меня в ступор:
«Не хочешь вернуться?»
Сама себе задаю этот вопрос, но ответ на него я хорошо знаю. Я никуда не хочу, где нет моего ребенка. А Тимур мне ее никогда не отдаст. Он сказал, что делает Полинке загранпаспорт, но для выезда за границу надо разрешение отца, причем, нотариально заверенное. Я даже не знаю, имею ли я какое-то отношение к дочке по документам.
Мне не надо было возвращаться, Тимур не искал меня в Праге. А сейчас я даже не представляю, как от него можно сбежать. Без дочки пожалуйста, вряд ли он станет меня удерживать. Пишу Алексу:
«Пока нет. Извини, я иду спать. Спокойной ночи!»
И выключаю телефон.
* * *
Когда вернется Тимур, надо сказать, чтобы привез врача. Малышка днем капризничала, а вечером я снова еле ее уложила. Иду в душ, чтобы не бегать вниз. Правда, больше никаких полотенец и кроватей Талерова.
Беру с собой махровый халат, в нем будет удобно подремать в кресле. Если Полька не проснется, уйду к себе. Тимур должен прилететь завтра, а сегодня я могу еще позволить себе такую вольность.
Сквозь шум воды слышу детский плач, быстро смываю гель, выхожу из-за душевого ограждения и застываю как соляной столб. У двери в ванную стоит Тимур, уперевшись рукой в косяк.
Кажется, на мне вспыхивают даже капли. Прикрываю рукой, что можно прикрыть. Тимур смотрит, а я чувствую на себе его ладони, которые гладят, ласкают, сжимают. Наверное, на моем лице все написано, потому что он делает шаг вперед.
Отступаю, вжимаюсь спиной в холодный кафель. Этот взгляд действует на меня по-прежнему гипнотически, но я не должна поддаваться. Нельзя, чтобы он решил, будто я мечтаю вернуться в его постель. Я все помню, обслуге там не место.
— Тимур, — голос звучит сипло, и я прокашливаюсь — дай мне, пожалуйста, полотенце. Оно висит за тобой.
Смотрю ему прямо в глаза, как будто самое нормальное и правильное — стоять перед ним, когда из одежды только капли воды. Он на миг закрывает глаза — тоже, наверное, хочет избавиться от наваждения — и снимает с держателя полотенце.