Она не чувствовала ног, да и ничего другого тоже. Двигалась, как проржавевший насквозь робот — рывками и только лишь потому, что не двигаться не имеет прав. На кухне мама и Микки. А остальные дрожат по своим блокам, надеясь, что их не зацепит. Сюда никто не вызовет полицию. Не потому, что не могут или те не приедут — приедут, конечно. Только к тому времени она успеет охрипнуть от криков и захлебнуться в крови, разбавленной слезами. Блэйк умеет веселиться, Шерил слышала о его похождениях достаточно. И вряд ли сплетни были сильно преувеличены.
Горечь плескалась под горлом, и пустой желудок спазмировал, разгоняя по телу волны тошноты и слабости. Казалось, что холодный пот насквозь пропитал байку, и та противно липла к коже.
Определенно, маме стоило позвонить отцу. Возможно, у них остался бы шанс на жизнь, но теперь… От страха голова почти не соображала. Перед глазами мелькали то изъеденные временем стены корабля, которым они добирались до американского округа, то красивый и светлый блок, в котором их семья обитала ещё год назад. Тогда все было хорошо. И пусть она в очередной раз не поступила, но мама работала и денег с натягом, но хватало… А теперь ее не спасут все кредиты мира. Если бета выбрал цель, он будет преследовать ее до конца. Как помешанный на охоте пёс, который охвачен только одним желанием — догнать жертву и переломить ей хребет. Великие Звёзды, только бы Микки не тронули. Пусть ее…. Плевать! Но отпустили маму и сестру.
— А вот и Шер-р-рил, — прорычал Блэйк, едва она шагнула в помещение.
В ярком свете ламп он выглядел ещё отвратительней. Неестественно толстые мышцы натягивали расписанную ломаными татуировками кожу до треска. Казалось, ещё немного и та лопнет, как кожура перезревшего фрукта. Толстые пальцы лениво стучали по столешнице. Этот звук врезался прямо в мозг, и оседал внутри черными кляксами паники. Прихвостни рядом с ним крепко держали маму и Микки. Сердце замерло под горлом, а потом рухнуло в бездонную пропасть отчаянья и боли — это она натравила Блэйка на них. Нужно было дать ему там, в гостиничном люксе… Ну порвал бы на лоскуты, и вышвырнул за порог — пережила бы. Как-нибудь справилась с кошмаром насилия и сумела жить дальше. Но нет, струсила… Понадеялась на призрачную надежду сбежать. От беты! Наивная и бесстрашная идиотка…
— Отпусти их, Блэйк, — губы ломали слова, как сухие ветки. Ее трясло от страха, и сознание тонуло в липкой трясине истерики. Ещё немного, и она сойдёт с ума… Чокнется, потому что вынести это невозможно! Бледное, заплаканное личико Микки и потемневшие, до фиолетового цвета, глаза матери. Ее самых любимых, самых родных…