Холли-Билли присел возле отсеченной головы и долго читал нотацию про каких-то отравленных старушек, незаконное наследство и присвоенные квартиры. Шах покорно ждала в стороне. Она, кажется, начинала кое-что понимать в разборчивости Холли-Билли. Сперва педофил Свен, теперь этот – черный риэлтор – убийца, видимо? А Ханна, которую безумный охотник сжег, помнится, кичилась, что без зазрения совести лишила жизни своих новорожденных детей… У нее он, как у Руггла, прощения не просил. Выходит, у Холли-Билли есть на полигоне определенные предпочтения? Значит, не просто маньяк, а мститель за старых, малых и убогих? Не за это ли он получил то странное дополнение к своему имени… Холли – Святой? Святой… и жутко страшный. Маньяк над всеми маньяками. Маньяк в квадрате. Как он убивает? Буднично, немного лениво, так сонный кондуктор пробивает билеты на первом утреннем рейсе. Будто вовсе без ненависти, без наслаждения, без особого смака или азарта, с каким-то совершенно неуместным и почти искренним дружелюбием, от которого мурашки идут по коже…
Охотник разорвал цепочку догадок и мыслей, обратившись, наконец, к Шахерезаде.
– Ты меня, милая, извини. Завозился я со Свеном и проворонил наглого бульдога, переплавь его Джа в сто тысяч болтов. Ох уж этот Сайскинг, вот ведь неподъемная задница! Ему, видите ли, лень таскаться по лесам самому. А мы все, видишь ли, должны таскаться! Тоже мне, король. Распустил своих дроидов и в ус не дует, а эти безмозглые твари прут чужое, у своих воруют. Не по-братски это, не по-честному. Хотя, какая честность? Не те уже охотники, не те… Ну что, милая, пойдем?
Еще немного посетовав на несознательность Сайскинга, Холли-Билли поднялся на ноги, приблизился к Шахерезаде и подал ей руку. Девушка робко вложила подрагивающие пальцы в его раскрытую ладонь. Поинтересовалась тихо:
– Куда пойдем?
– В какое-нибудь тихое и приятное место, – Холли-Билли настойчиво притянул девушку к себе, обнял тяжелыми руками, без всякой двусмысленности легонько чмокнул в макушку. – Ты такая умница. Ты уж не обижайся, но перед тем, как выбраться из кустов, я немного понаблюдал за тобой – интересно было. Ты меня удивила. Схватываешь на лету! Так бодро сопротивлялась – далеко пойдешь. Главное, побори до конца свои страхи. Я в тебя верю. Ну что, пошли, отдохнем?
От этих мощных и одновременно нежных объятий Шах ошалела. От неожиданной похвалы – сомлела окончательно. Ее так давно никто не поощрял, не поддерживал! Она совсем забыла, что такое похвала. «Я в тебя верю», – от этих слов у Шахерезады закружилась голова, и она непроизвольно прижалась лицом к холодной, укрытой броней груди. Закрыла глаза, обхватывая руками крепкий торс охотника. Чувство показалось знакомым. Несколько лет назад на морском курорте Жак чуть ли не силой заставил ее сфотографироваться с ручным тигром, сидящим на цепи возле отеля. Шах безумно боялась, но муж обругал ее, как всегда унизил перед всеми, вынудив послушаться. С замиранием сердца девушка подошла к огромному хищнику и обняла за шею. Ощущение страха, смешанного с восторгом, оказалось на удивление приятным. Иллюзия мнимой безопасности очаровала… Уже потом, дома, девушка прочитала в новостях, что тигра усыпили, из-за того, что во время очередного фотосеанса он сорвал с какой-то туристки скальп и сожрал фотографа…