Я всё-таки не выдержала и захихикала, отворачиваясь к хвойным рощицам. Даже ехидно потёрла ладони друг о друга — спасибо, боги, что этот спектакль удался! И спасибо Сирене. Не могу поверить, что девятнадцать лет у неё подобные выходки срабатывали! Но вот же — очевидное и наглядное подтверждение.
— Юна, — ворвался в моё ликование противный женский голос. — Тебе ведь не нужно к целителям?
Элигия заняла место Джера — так же, как он, привалилась к дверной раме плечом. Хотелось бы увидеть её недовольное возмущение и позлорадствовать, но певичка лениво рассматривала ногти, будто происходящее её не касалось.
— Нет, — бросила я.
Но всё же прошагала мимо — вслед за удаляющейся процессией из двух менторов и одарённой актёрским талантом подруги.
— Помнишь, ты говорила мне, что он уничтожит меня? — так же ровно проговорила Элигия. — Желаешь узнать, была ли ты права?
Я обернулась. Не дожидаясь ответа, певичка приглашающе кивнула и скрылась в доме моего ментора. «Он не умеет любить» — вспомнились слова из далёкого разговора. Сейчас всё это казалось таким неправдаподным, не нужным, не имеющим отношения к реальности… Мой первый визит в приют Ордена с живым тогда ещё Каасом. Мучительные подозрения, в клочья разрывающие душу.
Отгоняя воспоминания, я всё же двинулась за ментором, но резко встала — так, словно в грудь вошёл летящий навстречу нож. Даже закололо где-то под рёбрами — в области сердца.
«Я могу ответить своим признанием. Хочешь?»
Почему я тогда отказалась?
Потому что испугалась. Предпочла ничего не менять в своей жизни, которой была довольна. Кажется, впервые за долгое время я достигла гармонии и покоя, и любые перемены воспринимала как угрозу. Но долго ли может жить в мире блаженных иллюзий?
Слева мелькнула яркая коралловая стайка щуров — птицы срывали можжевеловые ягоды и горланили свои грустные, протяжные песни. «Пьюю-лии» — раздавалось из леса. Завороженная звенящим пением, я медленно развернулась и вошла в дом. Прикрыла за собой дверь и выжидательно уставилась на пиявку, сидящую за столом. Она не удивилась моему появлению. Не обрадовалась, не расстроилась. Не рассмеялась своим звенящим смехом. Элигия неотрывно смотрела на медные кубки на столе и мыслями была где-то далеко.
Бокал заскрипел по столу, когда красивые дамские пальцы подвинули его в мою сторону.
— У меня больше нет ни единой возможности укрыться от Квертинда, — поведала женщина кубкам. — Ни единой.
Она закрыла лицо руками, растёрла румяна, перемешанные со слезами, и зашаталась из стороны в сторону. Только теперь я поняла, что певичка здорово пьяна. Характерный хмельной запах ударил в нос, подтверждая догадку.