— Ну ладно, — сдалась я щенячьему напору и двинулась в его сторону, отчего тот закружился в радостном вихре. — Держи, приятель, — сунула под нос остатки своего позднего обеда.
Благодарный собачонок захрустел косточкой. От восторга он даже подпрыгивал задними лапами, причмокивая. А я с удовольствием потрепала его за ухо — холодные пальцы согрелись от тепла животного. Шёрстка щенка оказалась гладкой и ласковой, а любопытный нос то и дело тыкался мне в лицо, отчего я рассмеялась. Эта компания была лучше компании стязателя и грубой Мелиры, что хотели сожрать меня так же, как мы с пёсиком эту несчастную кость — не оставив даже кусочка.
Отчего-то вспомнился арахнокот, и улыбка немного померкла. К тому же, я представила себя со стороны — девчонка, играющая со щенком, совсем как ребёнок. Такая не годится в качестве примере яростного борца с судьбой и принуждениями. Такую переломит война в первой же битве.
Здесь, между двух заснеженных изб, вдали от внимательной толпы, на секунду я пожалела себя. В моём мире всё было окутано лишениями и борьбой. Время шло, а жизнь становилась злее, требовательнее и хуже. Ничего и никогда не доставалось мне просто так — без условий и сражений, каждую кроху счастья приходилось выгрызать, вырывать у лап яростной судьбы. Одолело такое чувство, что я во всём мире лишняя, что мне нет места ни в Ордене Крона, ни в академии, ни даже рядом со своим ментором.
Я решительно поднялась. Морозный воздух холодил разгоряченную кожу, вишневый привкус так и висел на языке, вдобавок сумерки почти лишили зрения, и без того размытого хмелем.
За поворотом, у входа в избу, застучали сапоги, загалдели — видимо, стязателя Шона Лормонта тоже привели в гостпериюте Гриффорда. Я выглянула из-за высокой кладки дров и нашла глазами Татя. Он озадаченно озирался в поисках меня. Это было кстати. Пора было выбираться с этого острова, но мне оставалось пережить ещё одно глупое представление.
— Береги себя, ладно? — снова развернулась я к щенку, чтобы погладить его на прощание.
Почти вышла к толпе, но взгляд сам собой зацепился за солдата в дальнем конце Гриффорда.
У самого лагеря, между двух палаток, стоял человек — один из туманных призраков. Зловещий образ темнел в клубах белёсого марева, словно был выткан из тени. Человек-тень не шёл навстречу, не выкрикивал «Горст», не махал рукой и вообще не делал попыток как-то со мной пообщаться. Мимо него мелькали люди — такие же неясные образы, выплывающие из кроуницкого тумана и растовряющиеся бесследно, но призрак стоял неподвижно. Под глухим капюшоном не было заметно лица, но я была убеждена, что он смотрит прямо на меня — по затылку побежали мурашки.