Потому боязно мне сейчас — если самих правителей такому мучению подвергли, как же простые люди жить станут, вроде меня? Кому нужна немая девка, да ещё и с самых низов прислуги?
— Вот эту метлу возьми, — хнычет Агафья, вручая мне блестящий черенок. — Она попышнее, удобнее загребать будет. Да не стой столбом! Слышала Великого консула? До заката надо управиться!
А сама отворачивается, ладонями прикрывается — и давай реветь по новой. Малахольная, что с неё взять. Ну я тихонько скребу пол — под слоем пепла рисунок на паркете проявляется — дивные узоры.
Шорх-шорх. Метла и правда славная, вон как ладно кучки собирает. Я вонючие насыпи на лопату сгребаю, в мешок скидываю. И к комоду бочком протискиваюсь. Канделябр тут стоит с семью ветвями, из чистого золота, не иначе. Я его ещё при первом обходе приметила. Но такой под подол не сунешь незаметно. Благо, на дамском столике ещё много чего бесхозного стоит.
Фигурка бога из гладкого камня, например. Она сама в руку прыгает. Мэндэль, узнаю я без ошибки. Такой крохотный, а всё равно мудростью веет. Мудрости бы мне не помешало сейчас немного — смекнуть, как дальше в жизни устраиваться. Раньше этот Мэндэль Лауне служил, а сейчас мне послужит. Потому что каждая вещь хозяина иметь должна, а не без дела простаивать. Так бабка говорила. Выходит, я теперь хозяйка статуэтки.
— Как же не уберегли вас, не спасли, — причитает Агафья, падает на колени у кучи пепла. — Всесильные боги, за что вы так наказали Квертинд?
Я кривлюсь от её рыданий. Но Мэндэля на место ставлю. Лучше ему будет здесь, пусть отсюда меня покровительством облагораживает. А то снова какую немощь наведёт. Лучше бусики в карман суну — на первое время хватит. Прохладные кругляшки оттягивают карман, и сразу же мудрость снисходит от бога разума: в Батор поеду. Вечно тёплый край всегда богатством славился.
— Всё, чего пепел коснулся сюда складывай, — Агафья пододвигает сундук, и я подпрыгиваю. Не заметила, как она подошла. И когда только реветь перестала? — В реку не скинем, старьёвщику отнесём. Квертинду всё равно уже, куда эта память сгинет, а нам прибыль. Всё равно до калитки нас никто провожать не будет.
Вот вроде дура-дурой, а здравые мысли проскакивают. Оно и понятно: не дослужилась бы Агафья до королевской прислуги, если б совсем безмозглая была баба.
— Каааааааааа, — соглашаюсь я.
И хватаю первое, что под руку попадается — фарфоровых танцоров. На них кучки пепла лежат, значит, в сундук отправляются. Старьёвщик уж сам отмоет, да сбагрит повыгоднее. Тоже послужит кому-то эта хрупкая красота, мёртвым она ни к чему.