И все же вернулся. Говорят, крутоты небывалой боец. Да и удивительно ли — больше восьми лет одной только ненавистью жил. Вернулся когда, в оскаловском поселке уже больше тысячи человек жило, со всеми вытекающими. Бабки рекой текут, караваны со всех сторон едут, а Оскал все ходит на профилактику в рейды и все по тому же маршруту.
Чок опытный уже: ни гарнизон, ни караваны крошить не стал. Обустроил засаду и сел ждать. И вдруг видит, едва не в первый день, идет Оскал, прямо на него и абсолютно один.
Чок так обалдел от своей удачи, что вышел навстречу, чтобы враг умер, зная от кого и от чего. А Оскал возьми его, да и не узнай. Привет, говорит, человек. Откуда и куда идешь, и не хочешь ли мне помочь в прибыльном деле.
Чок еще сильней обалдел. Не так он встречу с врагом представлял, ну и спросил на автомате, что, мол, за дело. Оскал ему и говорит: недалеко тут санаторий загружается. В этом санатории — круглогодичный детский лагерь. Яслей там нет, одни подростки, а потому сразу видно, кто иммунный, а кому не повезло.
Каждый раз, говорит, как сюда прихожу, минимум пятерых иммунных вытаскиваю. Обычно, говорит, мы с товарищами сюда приходим, да в этот раз напали руберы целой группой, положили трех сопровождающих. Вот и пришел один сюда — не возвращаться же.
Чок, конечно, спрашивает: зачем тебе дети? А Оскал отвечает: дети не дети, а через год два уже с взрослые обученные бойцы с развитыми дарами, слепо преданные своему спасителю. У меня, говорит, такой личной гвардии уже больше сотни бойцов, а что почти никому там и двадцати лет нет, так ты иди, рыпнись на них, посмотришь, какие они бойцы.
А то, что пока они взрослеют, их кормить и поить надо, так тут же в Улье все почти задарма. Жратва в стабе бесплатная. Живчика стоит цистерна наведенная и можешь брать из нее по литру в руки тоже без платы. Только пока халявный живчик пьешь и жратву ешь, должен на благо стаба трудиться: на работах, на охране, в патрулях и рейдах. Не нравится — скатертью дорога, только время отработай, пока взятый живчик не допьешь.
Люди, говорит Оскал, в Улье первый капитал. Он это давно понял, еще когда баб в бордели поставлял. Он девку за десять горошин продает, а она хозяину борделя потом за три месяца сто горошин приносит. Рабов отгонит к ближайшим стабам совсем за копейки, а они там потом стены строят, носильщиками в рейдах пашут — сплошная прибыль.
Ну и смекнул, что проще рабов кормить и поить, чем за гроши сдавать разным дельцам. Организовал бесплатную жратву, бесплатный живчик, начал поселок строить. Вот только жизнь быстро научила, что рабы и сбежать норовят, и оружие им в руки не дашь. Раздал всем вольницу, самых обиженных за свой счет подальше отправил, от греха, а то и застрелил, чтобы мстить за обиды не взялись.