Время поджимает — не дай Стикс кто вперед нас весь мазевый хабар соберет. Санта, один из наших, еще так сплюнул, хмыкнул в бороду: «Видал одна была… бегунья — титьки как арбузы. Жалко, что мертвячка» Пацаны зубы скалят, мол вернись–пощупай. Валим дальше — переглядываемся. Затянулась дорога, однако.
Горыныч вдруг рявкает: «Справа!». БТР как еж стволами ощетинился. Подходим ближе… Санта присвистнул: «Гляди и возвращаться не пришлось.» Те самые бегуны, которых за спиной оставили — вот они. Холодные правда и дохлые по–прежнему. Бегунья та же самая. Уставилась гляделками в серое небо. Титьки и вправду как арбузы, но некому до них дела уж нет. Кто–то матерится, кто–то крестится. Развернулись и по газам. Десяток — другой кэмэ оставили за спиной. И снова они — старые знакомые.
Санта уж не рад, подошел к бегунье, плюнул ей в рожу. «Ведьма, не иначе!». Пацаны собрались в круг, курим, материмся. На выходе такого себе обычно не позволяли, но тут всех из колеи выбило.
— Куда ехать–то?!
— А я знаю. Чертовщина какая–то!
— Вот что — Горыныч подал голос, он мужик башковитый. — Степь как доска ровная. Сворачиваем и прем по ней. Глядишь и выскочим из этой задницы.
Сказано — сделано. Попрыгали на броню, чихнул движок. Погнали, только пыль столбом. Отмотали прилично, у пацанов лица светлеют. Вырвались вроде. Тут асфальт впереди. А на обочине… Ну ясно кто… Знакомцы наши, мы уж в лицо их каждого знаем.
Приуныл народ. А как не приуныть — топливо на нуле. Жратвы минимум взяли — думали на складах разжиться. А патроны грызть не станешь. Что делать? А не знает никто… Мазута чуть не плачет — соляры на два чиха. Дальше не поеду. И машину не брошу.
Ясен перец — дальше на своих двоих теперь только. Горыныч снова идею подкидывает. Дескать надо каждому от БТРа, как от солнышка лучами — во все стороны двинуть. Кому–то и повезет выскочить. Пацаны лишь головами кивнули. Мазута говорит: «Идите. А я машину не брошу. Мне за нее Таган башку так и так оторвет.» Я с брони спрыгнуть, и надо же такому — на ровном месте ногу подвернул. Боль дикая. Сижу, растираю и матерюсь в голосину. Давайте пацаны без меня. Попрощались. Кто кого по спине похлопал, кто руки пожал, кто лишь кивнул угрюмо. Разошлись пацаны… Сколько я уже после этого бродил по Стиксу — так и не встретил больше. Видно так и не вышел никто…
Граф плеснул еще полстакана, скрипнул зубами и осушил залпом. Водка поползла в ледяное нутро, царапая глотку, словно наждачка.
— С Мазутой шутили — кто кого в конце концов сожрет. Ну, когда с голодухи дохнуть начнем… Я еще думаю — и тут не повезло — Мазута мелкий да костлявый. Вдобавок солярой да бензином насквозь провонял…