А затем наступил период ожидания. Время текло неимоверно долго, день проходил за три. Анья ждала судьбоносного часа, Анья грезила им ночами, наблюдая за снами, думала о воле. Как же хотелось выбраться из камеры, вырваться на улицу, вдохнуть свежий воздух и никогда сюда не возвращаться!
И этот день наступил.
Анья не заснула: она дождалась, силой воли вытаскивая себя из грезы. Друзья просили ее остаться, звали к себе, не хотели отпускать. Казалось, даже старец заплакал сильнее, огорчаясь тем, что она уходит. Однако Анья не сломалась, она не забылась – Анья прорвалась в реальный мир. Мечта о свободе настолько поглотила, что отсекала все, что могло помешать: помешать ей себя осуществить.
Было страшно. Как же Анье было страшно! Тряслись коленки, дрожали руки. А если не получится, а если поймают, а если запрут и теперь навсегда?
В девять выключили свет. В десять возобновились стоны мольбы. В одиннадцать Анья часто моргала, заставляя себя остаться на плаву. Количество лекарств не уменьшили, продолжали каждодневно вкалывать уколы, но Анья держалась… Она держалась…
Держалась тогда, когда услышала щелчок, и дверь стылой камеры отъехала в сторону. Продолжала держаться, когда, выпив настойку, пересекала стальной порог. Язык раздражала горечь лекарств. Голова гудела, ноги не шли, но она заставляла себя идти. Автоматическая дверь отворилась: всего на мгновение, на короткое мгновение, но достаточное для того, чтобы покинуть камеру – она не могла этот шанс упустить.
И Анья знала, кого за это благодарить.
Широкий темный коридор, флуоресцентные лампы давно погашены – она все равно прижималась к стене…и не к стене. Где-то к стальным дверям, врезанным в крашенный белым бетон, в окна которых старалась не смотреть: не могла наблюдать эти страшные сцены. Больше не могла. Даже захоти она посмотреть – не сможет, при всем желании ничего не поймет. Глаза застилала серая пелена, пелена, которая не спадала. Ей говорили, она пропадет, ей говорили, станет легче.
Не становилось. Пелена разрасталась, ее мутило, а черные мушки атаковали мозг.
Ненароком поморщилась. Стенания, крики мольбы, сиплое дыхание, хрипы, стоны – они даже ночью не давали покоя. За стеной и вовсе тяжелый случай: женщину поглотила паранойя. Еще тяжелей у стены противоположной, где лежит мужчина – для себя он женщина, – потерявшийся в своих фантазиях.
«Такого…такого не бывает, – стараясь сохранять остатки хладнокровия, не переставая, шептала себе под нос. – Это все неправда, такого не бывает».
Так ей становилось легче, так притуплялся страх, который сковывал последние недели. Сколько раз себе повторяла призванные успокоить слова? Пустые, никчемные слова? Сколько раз пыталась проснуться?