Те оставили наряд и спешно вышли, а король, ухватив Ивон за плечи, подтащил ее к зеркалу и рывком содрал с нее нижнюю рубашку, совсем обнажив ее тонкое хрупкое тело, выставив ее перед нею же самой, как на витрине.
На плечи ее, холодя кожу, он опустил ожерелье – золотую частую сеть, закрывающую всю грудь, с каплями ослепительно сверкающих бриллиантов в узлах. Холодный блеск драгоценностей прекрасно оттенялся розовой нежной кожей, подчеркивал округлости тела девушки, придавал ей еще больше свежей живости и невинности. Король, чуть сжав плечи Ивон, глядя в отражение ее чуть испуганных глаз, произнес:
– Смотри. Смотри на себя. Ты очень красивая сейчас. Очень. И я хочу, чтоб ты знала это и помнила.
– Да, Ваше Величество, – ответила покорно Ивон.
В ее нескромной красоте, которую король ей самой демонстрировал, насильно, было что-то действительно магическое. Самой себе Ивон напомнила почему-то безумную магиню из далекого прошлого, одержимую могучими силами природы. Такие жрицы, впавшие в транс, могли в час силы выйти из храма также, как она сейчас, обнаженными, в одних только драгоценностях, и толпа поклонялась им, не замечая наготы под властной мощью, что исходила от такой магини.
Король наклонился и чуть коснулся ее плеча губами, успокаивая и лаская.
– Можешь звать меня Морион, – еще тише произнес он. – Это мое имя. Кстати, как твое имя, девица Уорвик?
Ивон вздрогнула, будто ее окатили ледяной водой с острым крошевом льда.
Увлеченная королем, обласканная им, она как-то совсем позабыла, зачем и ради кого она тут.
Жанна и ее хитрый план! Ее перекошенное от злобы лицо, суровая брань матери, угрозы, попреки, побои, наконец, если Ивон вернется ни с чем домой...
...И наверняка снова бездомность и голод, ведь если дело не выгорит, Жанна Ивон со свету сживет. Не позволит провести под родной крышей ни дня. Оберёт и выгонит прочь. Да даже если и выгорит – Жанна может в насмешку выкинуть королевскую фаворитку за порог, просто чтобы посмеяться над ней и потешить свое самолюбие.
Назваться ее именем?..
Испугаться снова побоев, испугаться недоброго приема дома, осуждений, брани и – самое главное! – призрачного шанса заслужить хотя бы крошечную похвалу от родных, но таких не близких, злых людей?.. Снова принести им в жертву себя, свои мечты, свои усилия, саму себя? Как преданная дворовая собака, которая еле шевелит хвостиком, смотрит из-под стола голодными глазами, и которую все пинают ногами?
Предать короля, который так добр, терпелив – и чего уж греха таить, так нравится, что аж сердце замирает! – обмануть его, позволив молча Жанне, этой избалованной сверх меры злой и глупой девчонке взять его, как она привыкла хватать своими жирными пальцами сладости с большой тарелки?..