Лихой гимназист (Amazerak) - страница 45

Дальше было, как у нас: Петра свергла его супруга, ставшая первой и единственной императрицей на Российском троне, а после неё правил Павел I. Тут он был совсем не похож на Павла I из моего мира. Его политика напоминала скорее политику Александра I: тоже проводил реформы и прославился, как либеральный и просвещённый монарх. Он даже хотел дать конституцию и отменить крепостное право, но так ничего не дал и не отменил, завещав продолжать своё дело сыновьям. Царствовал он до 1825 года.

И вот тут история двух Российских Империй сильно расходилась.

Последний Романов так увлёкся реформами, что вызвал недовольство у старых аристократических родов. В 1825 года, стоило ему отдать душу небесам, случился военный переворот, а затем — гражданская война, которая длилась два года. В итоге гвардия посадила на трон Георгия Боровского — потомка Рюриковичей. Один из сыновей Павла I уехал во Францию, второй — тот, который возглавил сопротивление, был казнён. Многие члены семьи Романовых оказались убиты, а те аристократы, кто воевал на их стороне, подверглись репрессиям.

Поэтому правящей династией сейчас являлись не Романовы, а Боровские. В настоящее время на троне сидел Николай III — восьмидесятилетний старик, который царствовал уже почти сорок лет.

Крепостное право тут отменили лишь в семидесятых годах девятнадцатого века, а про конституцию забыли, как про страшный сон. Боровские предпочли самодержавную монархию в противовес нравам «загнивающего Запада».

Впрочем, эти политические дрязги, по существу, не сильно отличались от нашего мира. Развивалось здешнее общество примерно по тем же принципам, что и у нас, и проходил те же стадии. Но имелось тут и одно кардинальное отличие — наличие магии. Во главе государств стояли люди, владеющие заклинаниями, а костяк элиты составляли семейства, испокон веков культивирующие различные магические техники. Соответственно, и сегрегация общества тут была жёстче: люди делились на высших и низших, исходя из того, владеют они чарами или нет. Впрочем, к началу двадцатого века, деление стало чуть менее жёстким. Сейчас, как я понял, в империи было много дворян, не обладающих магическим даром, да и простой народ всё громче подавал голос.

Выпустили меня во вторник утром. К тому времени весть о ночной дуэли и о моей победе над Гуссаковским и его приятелями разлетелась по всей гимназии. Когда я пришёл в класс, меня тут же обступили ребята и, забыв о манерах, принялись с жадностью расспрашивать про поединок. У них это события вызывало совсем другие суждения, нежели у преподавательского состава. Парни не выказывали восхищения напрямую, но я видел огонь в их глазах. Без сомнения каждый из них жаждал повторить мой «подвиг».