— Мозг банши против рук банши, — пояснила муза, вздыхая. — Как видишь, проиграли все.
— Ну, это я вижу, — горестно подтвердила я. — Но нельзя было как-то гуманнее отнестись? К нашей подруге и… к моему имуществу.
— Она пыталась съесть бумагу, — перебила меня Руся и мы разом уставились на пьяную подружку, всё еще восседающую на белом «троне».
— Зачем? — опешила я.
— Сказала, что ей стыдно, и она не хочет, чтобы кто-нибудь увидел список, — рассказала Руся, а после моего непонимающего взгляда, дополнила: — Ну, тот список, который она составила по твоей просьбе.
— И из-за стыда она решила этот самый список съесть? — я растерянно заморгала.
— Ага, — кивнула Руся, недовольно пожимая губы. — Но не переживай, мне удалось его отнять и не дать ей закусить виски целлюлозой. Правда теперь этот список не на одном листе, а на восьми помятых обрывках, изрядно измазанных слюной, но думаю ты разберешься.
Я выдала в ответ совсем безрадостную улыбку, а после шагнула к Нисе.
— Вставай, — твердо приказала я, отбирая у подруги стеклянную тару, еще совсем недавно наполненную алкоголем, и выдирая из влажных пальцев уже чуток размокшую, но, к счастью, незажженную сигарету.
Ниса что-то невнятно пробормотала, попыталась поднять голову, но та очевидно была тяжелее, чем подружка могла удержать в данный момент, а потому её голова, не успев подняться, тут же рухнула обратно на грудь.
— Не уверена, что из этого что-то выйдет, — поморщившись, произнесла Руся, опираясь плечом об косяк. — Я пыталась, раза три, наверное, но она категорически не желает покидать твой санузел.
Я резко выдохнула, постояла несколько минут между раковиной и стиральной машинкой в глубоких раздумьях, а после направилась в комнату. Стянула плед с дивана и вернулась обратно, к вновь вернувшейся к исполнению нетленного отечественного хита про дальнюю тропку и вишневый сад Нисе и хмуро наблюдающей за всем происходящим Русе. Ниса слова песни знала очень выборочно и из этого «выборочно» была в состоянии внятно пропеть процентов двадцать, а потому все её пьяные рулады превратились в маловразумительное завывание с пугающим поскуливанием, которое выдавала подружка вместо высоких нот.
— Слушай, — я встряхнула плед, разворачивая его. — А кто поёт эту песню?
— Сейчас? — выгнула бровь муза. — Подружка наша неугомонная.
— Да нет, — отмахнулась я. — В принципе, по жизни.
— В принципе по жизни я слушаю немного другую музыку, а не русские народные песни, — с приличной такой долей снобизма, привычного для неё, скривилась Руся.
Я мысленно согласилась с ней, потому что в день, когда наша утонченная, изысканная и талантливая муза начнет слушать что-то кроме классической музыки, планета начнет вращаться в обратную сторону.