Мне было настолько хорошо, что я никак не мог заставить себя отпустить Ее. Жалкое сопротивление Анны Авроры лишь сильнее распаляло меня и я впивался в нее все больше и больше. Я понял, что окончательно рехнулся, когда мне стало казаться, что она…
Отвечает мне…
Этого не могло быть. Это просто сладкий дурман, плод моей больной фантазии, пьяный бред. Да что угодно, только не правда. Но ощущения от происходящего были настолько реальными, что я не раздумывая поддался наваждению, наслаждаясь картиной, что рисовало мое опьяненное ромом сознание.
В моем сладком бреду Анна Аврора без стеснения пробиралась руками под мою расстегнутую рубашку. Ее нежные прикосновения заставляли мое сердце стучать в ушах, а грубая кожа покрывалась россыпью предательских мурашек. Она поддалась мне, позволив мне углубить поцелуй, а после и сама перешла в наступление. Анна Аврора таяла в моих руках, жадно покрывая поцелуями мои губы, щеки, шею.
«Витторио», — шептала она при этом и шепот этот звучал для меня, словно райская песня.
«Я люблю тебя», — вырывалось из ее уст.
«Пожалуйста, забери меня… Не отдавай ему…».
Она без смущения стягивала с моего тела рубашку, позволяя делать с ней тоже самое. Шелковое одеяние послушно сползало с Ее плечей, открывая хрупкие ключицы. Я касался их своими губами, оставляя на бледной коже алеющие следы. Спускался все ниже и, когда достиг груди, она вздрогнула, больно вогнав свои ноготки в мои плечи, чем вызвала у меня глубокий утробный рык.
Я рывком подхватил Ее на руки и усадил на трюмо, вклинившись между бедрами. Мои руки бесцеремонно скользнули под подол платья, сжимая их и пробираясь все выше Я резко подвинул ее к себе ближе, хотя казалось, куда еще. А она, так послушно себя вела…
Снова прильнув к Ее губам, задыхаясь от страсти, я продолжал творить под ее платьем все, что мне только вздумается. Мой персональный рай втягивал меня все сильнее пока нас, вернее меня, не отрезвил металлический звук, а за ним грохот бьющегося о пол стекла…
Анна Аврора:
Мы так были поглощены друг-другом, что не заметили, как столкнули с трюмо статуэтку. Громкий звук, с которым металлическая птица коснулась пола, заставил все внутри встрепенуться, а пустившаяся за ней хрустальная шкатулка разбилась вместе со мной о жестокую реальность. Звон разлетавшегося на осколки стекла окончательно отрезвил нас… или вернее сказать меня. Потому что Витторио эта участь явно не грозила.
Эрл был неприлично пьян, что вызвало у меня невольное сравнение с Джорджем. И пусть доселе во мне жила абсолютная уверенность — Витторио не такой, но факты говорили о другом. Еще как «такой». Похоже пристрастие к крепким напитком это у них семейное. От нордорийца разило так, словно он опустошил все алкогольные запасы столицы, не меньше.