Я тоже пару раз ударил в ладони, и изобразил на лице нечто вроде творческого катарсиса. На самом деле, эти Сашины стишки не производили на меня никакого впечатления. Всё это казалось мне однообразным и унылым, будто одна и та же мелодия исполняемая с разными темпами и разными инструментами. Слог Саши безнадёжно устарел, о чём я говорил ему ещё там в больнице. В его стихах не было той остроты и концентрации мысли, которая присутствует у современных поэтов.
Была у меня ещё одна причина недолюбливать его стихи, ведь все они были посвящены Ане. На самом деле, у меня уже прошла фаза в которой я ревновал Аню к моим соседям. Я уже давно свыкся с мыслью, что это маленькое белокурое божественное создание принадлежит всем нам. На войне были жёны полка, Анечка же, была женой нашей маленькой партии. Но отношения мужа и жены не были плотскими, я был уверен, что ни с кем из нас Анечка не переходила эту грань. Может быть поэтому и не ревновал так сильно. Где то глубоко, я всё же мечтал, что она будет принадлежать мне одному. Но это походило на голубые грёзы малыша, мечтающего о вагоне с шоколадом, слишком серьёзной была конкуренция.
Почти полгода мы жили на нелегальном положении и все дни, исключая дежурные смены, Анечка была с нами. Жена партии добросовестно несла свою миссию. Она готовила, стирала и наводила порядок в доме. Установленный Вождём, график дежурств, конечно никто не отменял, но это не убавляло Анечке забот. Поэт и Монах так себе уборщики, я же всё время был в разъездах и служебных командировках.
Она ничего не рассказывала о своих близких, и складывалось впечатление, что ближе нас троих у неё никого и не было. Анечка продолжала работать в больнице, где о нас уже давно никто не помнил. По её словам наш побег будто и не заметили. Всё было спокойно и ровно, словно и не было этого эксперимента. Палату прибрали, помыли и уже на следующий день туда заехали новые пациенты.
В больнице нас никто не искал. Посуетились первые дни и забыли, будто никого и не было. Рыжий тоже не вспоминал о нас ни сном ни духом. Я чувствовал, что здесь что-то не то, за этим внешним спокойствием, Контора в лице Рыжего укрывалась от своего провала. Но это не значит, что о нас на самом деле забыли. Наверняка нас искали и рано или поздно должны были найти, ведь я активно пользовался одной из своих личностей. Пока же, я жил сегодняшним днём. Внешней слежки не было и ладно, в противном случае Контора не позволила бы нам совершать экспроприации. Да и сами экспроприации были детским лепетом, по сравнению с тем, что задумал Вождь. Но обо всём по порядку.