С утра дед Миха подошёл к нашей компании, сидящей как скворцы на заборе, и попросил двоих человек в помощь. Мы с другом сидели с краю, поэтому безропотно соскочили с забора и пошли вслед за дедом.
– Я вам барашка дам. Отнесёте тёте Сулико, пусть приготовит чахопули, – бормотал он ковыляя к сараю.
Подойдя к резвящимся на лужайке кучерявым счастливчикам, он взял одного, того что с краю, на руки и понёс в сарай. Мы с Гурамом поспешили следом. Если бы мы остались и подождали его снаружи…– Вождь сделал глубокую затяжку. – Если бы мы остались…в моей жизни сохранилось бы больше солнца. Оно бы конечно зашло, померкло со временем, но это бы не случилось так резко и внезапно.
В тот день случилось затмение.
Барашек весело блестел глазами, похожими на большие пуговицы отцовского бушлата. Он не понимал, зачем добрый хозяин притащил его в хлев, зачем отнял от друзей в самый разгар весёлой игры. До этого он ни разу так не делал. До этого всё было прекрасно: яркое солнышко, весёлые друзья, море сочной зелёной травы.
Дед Миха достал из сапога короткий кривой нож, уронил барашка на соломенный пол, прижал его голову коленом, и разрезал горло, так же обыденно, как отрезают краюшку от буханки хлеба. Кровь толчками стала выплёскиваться из раны. Барашек дёрнулся, блестящие пуговки расширились, и тогда мне показалось, что он заплакал. Последнее, что он почувствовал в своей жизни было недоумение и обида. За что хозяин с ним так поступил? Почему? Ведь он так хорошо к нему относился. Кормил от пуза, исправно поил, выводил на прогулку. Почему именно сейчас, в этот солнечный день, когда во дворе накрывают праздничный стол?
Он так и не понял, что произошло, потому, что всё это случилось в первый и последний раз. До этого ему ещё никто не перерезал горло, ведь этот опыт можно пережить только единожды. Точнее…этот опыт нельзя пережить.
Вождь замолчал. Он продолжал сидеть уставившись перед собой и сосать мундштук давно погасшей трубки.
Мы все тоже сидели молча и растерянно переглядывались друг с другом, не понимая, зачем Вождь рассказал эту странную историю.
– Ну что уснули? – внезапно рявкнул Вождь, нарушив гробовую тишину. – Мы кажется собирались куда-то идти.
Глава 5. Праздник детства
Мы шли по заполненному людьми, широкому пешеходному бульвару. Вождь двигался в авангарде, заложив за спину правую руку, держа в согнутой левой трубку. Выпускаемый как из пароходной трубы белый густой дым, зависал над морем людских голов. Сам он, будто нос парохода разрезал плотные волны, отчаянно врубаясь в толпу. Сразу за Вождём, укрываясь его спиной словно щитом, зажатый как испуганный зверёк, семенил Поэт. Монах шёл в стороне от всей процессии. Он, в отличие от Поэта не боялся этих людей. Если Вождь боролся с сопротивлением потока, а Поэт пытался его избежать, Монах будто растворился в нём и тёк вместе с ним. Он не утратил своего вечно приподнятого настроения после угрюмого рассказа, как все мы. Его не трогали какие-то слова и мысли, он радовался всему что видит и чувствует здесь и сейчас. Мы с Рыжим шествовали сзади, замыкая всю процессию. Я наблюдал за всей троицей и все они казались мне другими, новыми. Их облик сильно изменила современная одежда. Вождь был в серой футболке, потертых джинсах и кроссовках, которые наверное когда-то были белыми. Саша тоже был в джинсах и кедах, но его ярко оранжевая футболка пестрила непонятными рисунками. Монах был одет в голубую майку, синие спортивные шорты и тапочки вьетнамки. Вся эта одежда досталась им от своих предшественников. Эти парни может вынужденно, а может и нет поделились с ними своими телами, а вот теперь и одеждой.