- А ты разве не в Оренбурге вырос?
- В Оренбург мы в тридцать восьмом переехали. Мальцом-то я на рязанщине рос.
- Понятно... А я в деревне редко бывал...
- Ну, ты у нас городской человек, - Бородин похлопал его по руке и показал на стенд. - Вон она артиллерия, бог войны.
- Да... мощные гаубицы.
- А главное - стволы-то коротенькие, а бьет будь здоров.
- А вон шмайсер штурмовой у немца.
- У штурмовых вроде калибр поболе был?
- Да... вон, воронка какая...
- Бомба, наверно.
- Наверно... Снаряд такую не вспашет...
Постояли возле стенда, посвященного битве за Москву.
Костенко захромал к двери, махнул рукой:
- Пошли, я тебе ленинскую комнату покажу.
Бородин бодро зашагал следом:
- Ты, я вижу, тут прям, как дома.
- А что ж. Куда фронтовику податься. В военкомате с молодежью беседую, да тут...
Они вышли в коридор.
Костенко хромал впереди, его седая, коротко подстриженная голова плавно покачивалась, медали тихо позвякивали:
- Щас-то еще рановато... сорок минут до сбора... видишь нет никого... но ты молодец... пораньше пришел... щас все ребята соберутся... Кононов... Хлустов, Иващенко... помнишь Иващенко Петю?
- Это из третьей роты, что ль?
- Да. Младший лейтенант. Рыженький такой.
- Его под Харьковом ранило кажется, да?
- Да, да. Он нас догонял потом...
- Петь, а Коля Золотарев жив?
- Нет. Помер лет десять назад.
- Жаль...
- Жаль, конечно. Веселый парень был. И умер рано.
- Веселый. Это я помню.
Прошли коридор, Костенко распахнул обитую коричневым дверь:
- Входи...
Бородин вошел, огляделся.
Посередине светлой просторной комнаты стояли несколько новеньких столов, вдоль стен теснились шкафы с книгами, в правом углу возвышался белый бюст Ленина, с корзиной цветов у подножья, а рядом с ним в узком стеклянном ящике покоилось полинявшее, местами пробитое знамя.
Бородин подошел к ящику, наклонился:
- Петь... погоди-ка... так это что... нашего полка?
- Нашего, нашего, Саша, - тряхнул головой Костенко, - то самое.
- Быть не может...
- Может, Саша. Все может.
- Но как же удалось? Они ж все небось в дивизии должны быть на хранении? Это же невозможно...
Костенко подошел к нему, положил руку на плечо:
- А как ты, Саша, тогда под Варшавой связь тянул с Серегой Жогленко? Вас тогда добрых десять пулеметов поливали и видно было, как на ладони, я тогда все губы пообкусал, глядя на вас. Тоже казалось - невозможно! А вот смогли ведь? Смогли! Потому как хотели! Хотели! И смогли.
- Ну, так это другое дело, Петя...
- Нет, Саша, дело у нас везде одно! Только захотеть надо. Очень захотеть. Я вот захотел. И вот - знамя перед тобою. Наше знамя.