— Ешь, — произносит он. — И не останавливайся.
Я накручиваю еще на вилку, пытаясь не обращать на него внимания, сосредоточившись на еде.
Пальцы Джонатана цепляются за пуговицы моей блузки, и он расстегивает их, пока не обнажает кожу под лифчиком. Он проводит своими длинными пальцами по моей бледной коже с жестокой нежностью.
— Кружево сегодня, — размышляет он. — На этот раз никакого уродливого фиолетового?
— Что ты делаешь?
Я ненавижу нужду и замешательство в своем тоне.
— Продолжай есть.
— Я... я уже ем.
— Ты делаешь это недостаточно.
— Что насчет тебя? Разве ты не собираешься есть?
— Кто сказал, что я не ем? Я поужинаю тобой.
От леденящего душу тона у меня по спине пробегают мурашки незнакомого ощущения. Прежде чем я могу сосредоточиться на этом, Джонатан обхватывает рукой мое горло, его длинный указательный палец надавливает на впалую кожу. Не сильно, но достаточно твердо, завладевая моим вниманием.
Мой пульс подскакивает под его прикосновением, и происходит что-то совершенно странное, когда он скользит большим пальцем по точке моего пульса, угрожая задушить меня, но не заходя так далеко.
Мое нижнее белье.
Оно кажется мокрым.
Святое. Дерьмо.
Он даже не причинил боли, верно? И все же я здесь, в бреду от удовольствия, которое не могу охватить своим умом.
— Каждый раз, когда ты заставляешь меня повторяться, ты будешь наказана. Каждый раз, когда ты проявляешь подобное поведение, ты тоже будешь наказана. Я не терплю неповиновения.
Его свободная рука тянется к моему лифчику и стягивает его вниз, обнажая грудь.
Он щипает мой и без того напряженный сосок.
— Но я уже говорил тебе об этом, не так ли?
Я ахаю, чуть не роняя вилку.
Как будто моя реакция остается без внимания, он проводит пальцем по пострадавшему соску, прежде чем снова его покрутить.
— Джонатан...
Мой стон эхом разносится в тишине столовой, как мантра.
— Ты не ешь. — его голос понижается, когда его большой палец сжимает точку пульса на горле. — Если ты этого не сделаешь, я остановлюсь.
Я накручиваю ещё, даже не уверенная, есть на ней еда или нет, и запихиваю в рот.
Мои руки трясутся, когда он продолжает свою атаку на сосок. Понятия не имею, как Джонатан это делает. Все, что я знаю, это то, что я никогда не испытывала подобного раньше.
Я никогда не жаждала чего-то так сильно, как сгораю от желания ощутить чужеродные чувства, которые он вводит в мое тело.