Делёз и Гваттари, таким образом, отвергают идею холодных обществ, примитивных обществ без истории, основанных на простом воспроизводстве того же самого: «Идея того, что примитивные общества не имеют истории, что в них господствуют архетипы и их повторение, – особенно слаба и неадекватна»[1001]. Даже если вина за эту идею не возлагается на Леви-Стросса, именно он разделил цивилизации на горячие общества, функционирующие по модели термодинамики, и холодные общества, функционирующие по модели часового механизма и защищающиеся при помощи повторения от любого алеаторного элемента, который мог бы вызвать изменение.
Делёз и Гваттари также хотят опровергнуть классический постулат Леви-Стросса о том, что универсальность обмена женщинами связана с желанием избежать замыкания общества в себе: «Дело обстоит вовсе не так, что некая исходно закрытая система расширяется вовне. Нет, открытие первично, и основывается оно на гетерогенности элементов, которые составляют возмещения и компенсируют неравновесие, смещая его»[1002]. Делёз и Гваттари оспаривают поэтому универсальный закон о запрете инцеста, открытый Леви-Строссом и считающийся непреложным для любого общества на любых широтах. Они утверждают, что сама идея такого запрета не имеет смысла, потому что «инцест не существует» в целом ряде примитивных обществ[1003].
Делёз и Гваттари опираются на проведенные Мейером Фортесом исследования территориальных логик, которые предшествуют логикам обмена женщинами: «Проблема не в циркуляции женщин. Женщина циркулирует сама по себе. Распоряжаются не ею, а юридическими правами на потомство, которые передаются определенному лицу»[1004]. Земля с ее территориальными сегментациями, таким образом, предшествует матримониальным обменам, а правила родства оттесняются на второй план территориальными кодами социума. Опровергая тезис Леви-Стросса, Делёз и Гваттари утверждают: «Система родства является не структурой, а практикой, праксисом, методом и даже стратегией»[1005].
Сама идея возможного замыкания системы родства происходит из ошибочной точки зрения, отрывающей матримониальные практики от их экономической и политической основы. На примере индейцев гуаяки Пьер Кластр показал, что чистых номадов не бывает, потому что всегда есть стоянки, на которых накапливаются хотя бы небольшие ресурсы, чтобы питаться, заключать браки и т. д.[1006] Критика эпистемологического характера, которую Делёз и Гваттари адресуют представителям структуралистской антропологии, равно как и любой другой структуралистской семиологии, касается того, что такая антропология делает акцент на сфере обмена и циркуляции в ущерб социальному производству и воспроизводству. Для них же машина опять-таки противостоит структуре, поскольку она – ее сильное звено: «Никогда размягченная структура не смогла бы функционировать и не создала бы никакой оборот, если бы не жесткий машинный элемент, который управляет записями»