.
Не все участники шествия были паиньками: несколько сотен членов «Красных бригад», надев балаклавы, размахивают оружием. В итоге эта демонстрация силы сыграла им на руку, так как помогла перетянуть большую часть движения на свою сторону. Праздник не перешел в насилие, тем не менее Болонью можно в какой-то мере рассматривать как поражение, потому что, кроме эйфории момента, съезд не предложил никакой ясной перспективы движению, распавшемуся, как только оно снова столкнулось с репрессиями и изоляцией.
Протестное движение в Европе все сильнее подвергается репрессиям, и государственные органы обзаводятся соответствующим арсеналом судебных инструментов. Во Франции 8 июня 1970 года в силу вступил «Закон против беспорядков». В Италии закон, предложенный президентом республики в августе 1977 года и содержащий «новые меры по защите общественного порядка», еще больше усиливает главный юридический инструмент итальянских репрессий – закон Реале, вступивший в силу в 1975 году, который уже позволял задерживать людей на неопределенный срок. Таким образом, приходится организовывать протесты против нарушения прав, и CINEL, способный мобилизовать интеллектуалов, постоянно находится настороже.
Всего два месяца спустя после событий в Болонье в CINEL пришли двое немцев. Их приняли Гваттари и Фроманже: «Они сказали: мы хотим, чтобы вы сделали для нас то же, что делали для итальянцев в Болонье, иначе мы сойдем с ума»[1222]. Они ищут международную поддержку для сотен альтернативных сообществ в Берлине, чья жизнь становится все более сложной из-за напряженных отношений с государством, подозревающим любого маргинала в связях с бандой Баадера. Гваттари уже пообещал поехать в Бразилию, чтобы встретиться с лидером рабочей партии Лулой. Он просит своего друга Жерара Фроманже откликнуться на просьбу немцев.
Фроманже, не считающий себя готовым к такой миссии и не говорящий по-немецки, называет распоряжение Феликса «безумием», но все же берется его выполнить. Он летит в Берлин с одним из своих товарищей по CINEL Жилем Эрвье. Уже во время пересадки во Франкфурте они понимают масштабы атмосферы запугивания, царящей в Германии, когда видят, что все заклеено фотографиями разыскиваемых террористов: «Прилетаем в аэропорт Берлина: никого. Начинаем задаваться вопросом, что мы тут делаем. Чуть не улетели обратно, пока несколько часов спустя не заметили в глубине аэропорта чувака с шейным платком, который опускался почти до носков ботинок, и девушку с красивыми светлыми кудряшками»[1223]