Мне нужно освободиться. Сбежать. Но не получается пошевелить даже пальцем, и я снова проваливаюсь в черную пучину.
Следующее мое пробуждение, оттого что кто-то хватает меня за волосы запрокидывая голову назад. К губам прижимается холодный ободок жестяной кружки:
— Пей, — голос похожий на карканье ворона, приказывает пить. А я не хочу, пытаюсь отвернуться, но кулак сильнее сжимается на моих волосах, причиняя боль: — пей!
Жидкость на вкус соленая, со странным металлическим привкусом, а мне хочется просто воды, но я все еще не могу об этом сказать. Не выходит. Остается только глотать и давиться, едва удерживая тошноту.
Потом мне все-таки дают воды. Холодной настолько, что сводит зубы, но мне кажется вкуснее нее ничего быть не может.
Когда мне удалось первый раз открыть глаза — комната кружилась вокруг меня диким хороводом. Я не сразу поняла, что это все тот же лесной домик, в котором мы жили с Оллином.
Оллин…
Что-то неправильное с ним произошло. Мы шли вместе домой, а потом он на меня напал? Или я просто упала? Ударилась головой?
Странно.
Еще страннее стало, когда я поняла, что вишу, подвешенная за руки, почти голая. Из одежды только нательные ленты и странные рисунки, испещряющие кожу. Как ни странно, мне не холодно. В доме тепло, пахнет можжевеловыми веточками и чем-то сладким. Но больше всего греет что-то пульсирующее у меня на груди. Опустив взгляд, я увидела Рубиновую Слезу, мерцающую в такт биения сердца.
А еще что-то теплое текло у меня по ногам.
Лучше бы я не смотрела!
Так была кровь!
Она, не сворачиваясь, стекала тоненькой струйкой, по икрам, и с кончиков пальцев срывалась в емкость, стоящую подо мной.
— Оллин, — через силу позвала я. Меня мутило. Я наконец поняла, что это за сладковатый запах витал в воздухе. — Оллин!
Раздалось кряхтение, шаркающие шаги, и он подошел ко мне:
— Чего ты орешь?
— Что происходит? — беспомощно смотрела на него, — почему я связана?
Он досадливо крякнул:
— Чтобы не мешала обряду.
Обряд! Точно! Ради это все и задумывалось.
— Ты пытаешься отправить меня домой? — с сомнением поинтересовалась я, — уверен, что делаешь все правильно?
— Конечно, правильно, — по-отечески потрепал меня по щеке, — только ни о каком возвращении домой речи не идет.
— Я не понимаю…
Я действительно не понимала. Попыталась пошевелить руками, но запястья затекли и не слушались.
— Я же принесла Рубиновую Слезу.
— Молодец.
— Ты обещал отправить меня домой.
— Да? Разве ты не знаешь, что вернуться обратно нельзя. Это невозможно.
— Но ты же говорил…
— Я врал, — ухмыльнулся он, и губы исказила жесткая ухмылка,