А потом дракс вдруг расправил крылья и резко взмыл в воздух. Амлон сжала губы, чтобы не закричать и схватилась за Эмета. А он словно почувствовал её страх.
– Не бойся, – она с трудом расслышала его слова, сквозь свист ветра в ушах. – Расслабься. Дракс уж если признал наездника, то сделает всё, чтобы он не свалился во время полёта.
Она постаралась расслабиться, получилось не сразу, но через несколько минут, когда они уже спокойно кружили над садом, Амлон поймала себя на мысли, что совсем не боится. Это было странно. Но рядом был Эмет. Их краткие и может быть последние спокойные минуты. И она старалась запомнить это счастье, впитать в себя, ведь будущего у них могло не быть.
– Ну как? Понравился полёт? – Спросил он, когда они вновь вернулись на землю. Эмет изучал её, всматривался в лицо пристально, словно видел в первый раз. Но она уже не боялась его. Любовь и боль и ещё какая-то горечь тесно сплелись в душе, но не страх. Страху там больше не было места.
– Да, хотя немного страшно и непривычно, – и она улыбнулась.
– Это хорошо. Значит будем летать, как только появится свободная минутка. Это сможет спасти тебе жизнь.
И опять недоговорённость. Она хотела сказать, что спасаться без него ей нет нужды. Но он не просил о жалости и не спрашивал, но приказывал. И она молча повиновалась. Пока. Слишком много было этих пока.
И опять потекли дни, обманчиво тихие, полные запахов и звуков. Они говорили вечерами и не могли наговориться. Эмет вспоминал, а Амлон слушала. Хотя чаще всё же говорила она. Что-то рассказывала, пыталась улыбаться и даже смеяться. И всё-таки они оба чувствовали, что и эти улыбки и смех звучат фальшиво, словно радость умирающего на эшафоте.
А ещё неуловимо изменилось что-то в отношении слуг. Эмет, видимо, приказал мерахам охранять её. И она чувствовала, что теперь она не пленница в золотой клетке, а драгоценность, которую охраняют из страха потерять, лишиться в жизни самого важного. Она не могла забыть пустые глаза Эмета тогда на лестнице, когда он отправлял её к Мельомеку. Глаза человека, который смертельно устал и ищет только покоя. И этот взгляд пугал её, заставляя просыпаться от какой-то неясной тревоги по ночам, когда так больно сжималось и щемило сердце. А самое главное, что она не могла спросить у него, не могла довериться полностью. Что-то невысказанное стояло между ними, то что придавало привкус горечи любви. Может быть, на родине в Тарсе он смог бы исцелиться, но здесь… Здесь у них нет будущего.
Эмет отсутствовал теперь всё чаще. Шейм держал его иногда по двое-трое суток. Амлон ни о чём не спрашивала, когда он усталый ступал на порог, словно из него разом ушли все силы. Эти пикировки с шеймом с каждым разом давались ему всё тяжелее и тяжелее. Если он хотел, то рассказывал обо всём сам, но чаще молчал. Тогда Амлон на мгновенье прижималась к нему и тоже молчала. И боль, поделённая на двоих становилась легче.