Разговор с портнихой и все эти примерки утомили её. И Амлон вздохнула с облегчением, когда та наконец ушла. Она встала, решив выйти в сад, размять ноги и может быть, опять набрести на поляну с небесниками, когда стул громко заскрипел, отодвигаясь.
Опять господин визирь, уже третий раз за день! Да неужели же он ни на минуту не может оставить её в покое? Она развернулась устало к двери, ожидая встречи. Она ведь не сможет всё время быть готовой к подлости, удару или наказанию. Рано или поздно она устанет, ослабеет, сдастся. И что тогда? Будет жить сломанной куклой, как Ирис, марионеткой в чужих руках? Ну уж нет! Надо сделать ещё одну попытку того, что она задумала и как можно быстрее.
– Это что такое? – Спросил господин визирь, указывая на стул. Ей показалось, или он тоже выглядел усталым? Хотя, впрочем, кто знает, сколько у него масок? Вдруг, это одна из них?
Она не стала отвечать. Вот если спросит ещё раз… Даже говорить было тяжело. Такая усталость почему то навалилась.
– Завтра дарам-гасса принесёт платья. Пока не наденешь одно из них, я не разрешаю тебе выходить из дома.
Амлон вздрогнула. Вот. Как она и ожидала – новый запрет. Он специально мучает её. И эти тонкие изощрённые наказания, пытка запретами и неизвестностью страшнее физической боли. Как же она его ненавидит! Она даже не отвернулась. Пусть смотрит. Пусть видит ненависть на её лице!
– А сейчас ты будешь учиться читать. К концу недели я хочу чтобы ты прочитала мне вслух этот свиток, – и он показал Амлон свиток, перевязанный красной лентой. Потом развязал ленту и свиток раскатился став едва ли не длиннее кровати.
Это было хоть какое-то развлечение. Вряд ли, конечно, господин визирь, позволит ей читать то, что ей нравится, но она сможет дать хоть какую-то пищу своему уму. Правда то, что учить читать её будет он, убивало всё предполагаемое удовольствие от чтения.
Урок чтения прошёл вовсе не так ужасно, как она себе представляла. Господин визирь пока не думал наказывать. Он ни разу не прикоснулся к ней даже пальцем. Но этот его ледяной взгляд и тон, с которым он обращался к ней, словно она была букашкой, одно существование которой – это ошибка, заставляли её ненавидеть и бояться его ещё больше. А ещё он был проклятым ирханцем и этим всё сказано. Как только господин визирь ушёл, Амлон опять приставила к потайной дверце стул и облегчённо вздохнула. Она теперь знала написание некоторых букв, обозначавших слова. Ирханский язык был намного сложнее её собственного. Каждая буква могла обозначать несколько слов, а могла букву, в зависимости от положения в предложении.