Ехать с ней в одном лифте было бы уже слишком.
Но как бы старательно я не вглядывалась в промокший листочек с призывом сходить на ярмарку алтайского меда и белорусского трикотажа, один глаз все равно косил в сторону Катюши, черт бы побрал ее три оргазма!
Эта женщина как будто специально была создана в глубинах ада для культивации комплексов у депрессивных одиночек. Блестящие волосы, рассыпавшиеся по воротнику голубоватой норковой шубки, пухлые губы, идеальная кожа, сумочка за пять моих зарплат и бесконечно длинные стройные ноги. И да, острые каблуки так вбивались в асфальт, что она могла бы взобраться на Эверест, не пользуясь дополнительными приспособлениями.
На следующее утро я пробежала пять километров. А потом пошла к косметологу, маникюрщице и стилисту.
На Восьмое марта на работе я получила пять букетов, три коробки конфет и приглашение в театр. Возвращаясь домой сияющая, хмельная от шампанского, слегка безумная от мартовского шального ветра, я думала — ну почему я не решилась пойти к врачу раньше? Зачем были эти два года уныния и серости?
Два года из моей единственной и неповторимой жизни.
Апрель сиял ярко-голубым небом, напоминающим мне глаза Максима Игоревича, чтоб его черти побрали! Поэтому на небо я не смотрела. Я смотрела на бегущие под рыхлой коркой снега ручьи, на набухающие почки, в зеркало и на свой мессенджер, где множились сообщения от мужчин, которые просто как с цепи сорвались. Если я выходила на улицу и со мной никто не знакомился — я на всякий случай щипала себя. Вдруг сплю? Но уже через пару минут подходил какой-нибудь симпатичный парень, и все становилось на свои места.
Временами у меня случались рецидивы — я плакала в кабинете психотерапевта. Конечно, я не могла ему сказать, о ком плачу. Только уточнила, что это совсем не тот, о ком я рыдала на пустом елочном базаре в последний день года.
— Что ж, это и есть здоровье — когда каждый день болит в новом месте! — Оптимистично заявил мне терапевт.
И я расслабилась.
До такой степени, что однажды, возвращаясь с вечеринки, была в таком отличном настроении, что поленилась ждать лифта и побежала по ступенькам пешком. Еще полгода назад я уставала, поднимаясь на второй этаж, а тут взлетела на пятый, даже не запыхавшись.
Почти на пятый.
Потому что на четвертом наткнулась на сидящего на лестнице Максима. В пальцах у него была сигарета, а цвет глаз напоминал уже не небо, а его отражение в мутной бензиновой луже.
— Нина?
Он быстро затушил сигарету и встал.
— Привет… — неловко сказала я, не зная, куда деваться.
— Ты очень красивая, — сказал он, рассматривая меня беззастенчиво и нагло. — Особенно, когда улыбаешься. Тебе идет.