И самым худшим было то, что это странное состояние овладело ей и теперь. Как будто тело изменили – наркотиками или как-то ещё.
Кирстин думала об этом весь вечер после приёма, пока не уснула, а потом всю ночь просыпалась, и ей казалось в темноте, что она вот-вот снова услышит голос Мастера: «Надень маску, Кирстин. Я захожу». Возбуждение, страх и ненависть к себе мешались внутри, а наутро она проснулась разбитой и не хотела делать ничего из своих привычных уже дел. Она не понимала, зачем тратить весь день на разглядывание журналов мод и занятия спортом, когда единственный, кто видит результаты её трудов – Рей. И того Кирстин предпочла бы не видеть вообще.
Жанет, однако, поблажки ей не дала, и день прошёл точно так же, как и всегда, а на следующую ночь Кирстин снова не могла уснуть, и то же самое повторилось на третью ночь.
Когда в четверг Рей, вопреки обыкновению, сам зашёл к ней, Кирстин сидела на кровати, подтянув колени под себя и положив голову поверх скрещенных на них рук. Она была не одета – по крайней мере на ней не было привычного Рею изысканного платья, а только тренировочные штаны и свободная футболка, спускавшаяся поверх них.
Рей вошёл без стука, как и в прошлый раз, потому и теперь Кирстин не сразу поняла, что в комнате кто-то есть. Она неподвижно сидела, глядя перед собой, пока Рей не подошёл к ней бесшумно и не опустился на кровать сбоку и чуть позади от неё.
Взялся за прядь волос, упавших Кирстин на лицо, кончиками пальцев и осторожно заправил за ухо.
– О чём ты думаешь, когда сидишь так по многу часов? – спросил он.
Кирстин закрыла глаза. От этого вопроса ей стало совсем плохо, и по телу пробежала крупная дрожь, а к горлу подступил ком.
– Я думаю, – сказала она, сглотнув, – о том, как могло желание одного человека сломать мою жизнь пополам. О том, вернусь ли я когда-нибудь назад, в Эдинбург. И о том, как мне жить теперь, зная, что я просто вещь.
Рей опустил взгляд. Ему захотелось прижать Кирстин к себе, но он подумал, что так ещё сильнее напугает её.
– Не думай об этом, – сказал он, – эти мысли только измучают тебя ещё сильней. Ты вернёшься в Эдинбург когда-нибудь – но только со мной. Разве тебе плохо здесь?
– Да, – Кирстин уронила на скрещенные запястья лицо, прижалась к ним виском.
– Почему? Разве я не дал тебе всё, чего может желать человек?
– Ты не дал мне свободы.
– Потому что как только ты получишь её – сразу уйдёшь.
Кирстин молчала.
– Что такого в свободе, – спросил Рей тем временем, – что люди так помешаны на ней?
Кирстин нервно рассмеялась.
– Ты говоришь так, как будто сам не человек, а какой-нибудь Доктор Зло.