С этого вечера Коська круто пошёл на поправку. Мать поила его топлёным молоком с маслом; силы прибывали с каждым днём. Он радовался и тому, что отец привёз новенький токарный станок, и хорошей погоде — с того злополучного дня не было ни одной метели, — и тому, что приближается Новый год, новогодняя ёлка, каникулы…
Каждое утро мать приносила всё новые и новые радостные и приятные для Коськи вести. У дедушки Семёна окотилась коза. Один из козлят белый, а другой — словно в печной трубе побывал: ни единого светлого пятнышка. Дед дал братьям непонятные имена: Каин и Авель.
По словам матери, дядя Макар и Кудиныч ей проходу не давали, всё спрашивали: когда ж им будет позволено навестить героя? Они так и говорили — героя!
Верный, Воронок, Ирис и даже петух, орущий под окнами, — всё это было Коськино, родное, всё только того и ждало, когда строгая Мария Никаноровна разрешит ему выйти на улицу.
Однажды мать отлучилась куда-то, и в избу вломился Гриша — «Братцы-кролики».
— Здорово! — пробасил он, снимая шапку.
Коська обрадовался библиотекарю.
— Почитать тебе принёс. У нас свежее пополнение — «Огонёк», «Крокодил»… — И Гриша, обычно скуповатый и прижимистый, когда дело доходило до выдачи новых книг ребятишкам, выложил на кровать целую пачку, в месяц не перечитаешь!
До этого Гриша казался Коське совсем взрослым парнем: ему ведь уже стукнуло шестнадцать лет, и на верхней губе темнели усы; к тому же он занимал, по мнению Коськи, весьма важный пост заведующего клубной библиотекой. Но всё это мгновенно вылетело из Коськиной головы, когда «Братцы-кролики», внимательнейшим образом допросив его о всех подробностях схватки с волком, смущённо признался:
— А я тут, знаешь ли, стишок про тебя сложил. В стенгазету хочу поместить, в новогоднюю… Прочесть?
На бледных Коськиных щеках пробился румянец.
— Прочти.
Гриша живо вытащил сложенный вчетверо листок бумаги:
И хоть мела кругом пурга,
Наш Костя высмотрел врага.
И Верный — пёс, не оробев,
Схватился с волком зев в зев!..
— Ну как? — тревожно осведомился он, прочитав четверостишие.
— Н-ничего, подходяще, — краснея, сказал Коська. — Это ты сам сочинил?
— А то кто же! — добродушное Гришино лицо просияло. — Очень я люблю стихи сочинять… Вот, послушай-ка, ещё одно прочту, «Мечты» называется. Вчера вечером сложил.
Гриша откашлялся:
МЕЧТЫ
Вот-вот уснёт село родное
Под грозный свист ночной пурги.
И, вспомнив лето золотое,
Грустят в сугробах огоньки.
И сердце юное тоскует,
Мечты несутся сквозь туман —
Туда, где стайкою кочует
Весенних ночек караван.
Где плугари в полях ночуют,