«И кивают, и кивают, не отбрасывая тени,
Очень важно головами наши тоненькие шеи…» – обливается потом Пустыня.
– Чувак! Ты нереально крут! – восхищаются путешественники.
– Не стоит лести, – самодовольно отмахивается пятиминутный король рока. Он готов бренчать всю ночь напролёт, но в их купе уже ломятся недовольные соседи с жалобами. Зевакам мешает громкая музыка и бесшабашные крики, так что организаторам приходится сворачивать своё собрание.
– Гудбай, – прощается Пустыня и с неописуемой тоской отрывается от матраса.
Его походка налита такой тяжестью, словно в каждой ноге умещается по свинцовой гире. У выхода он задерживается, оглядывается назад и выскальзывает в жёлтый свет. Поезд как ни в чём не бывало продолжает тарахтеть, но в сердце Андерсена поселяется скользкий червячок сомнения. Он точит его и выгоняет следом за артистом:
– Постой, – окликает его парень. – У тебя всё в порядке? – незаметно для себя он переходит на «ты».
– Да, – звучит дрожащий ответ, лишь подтверждающий, что с музыкантом стряслась какая-та беда.
– Я могу чем-то помочь? – мягко предлагает Андерсен.
– Нет, – срывается голос Пустыни.
Он со всхлипом опускает глаза и замирает в нерешительной позе.
– В чём дело? – докапывается Андерсен.
– Я… Я пел сегодня в последний раз… – хрипит его несчастный собеседник.
– Это ещё почему? – сводит брови Андерсен.
– Потому что я делал ужасные вещи, – тонко рыдает он. Видимо, за маской крутого парня прячется добрая личность. Ранимая и способная на сострадание.
– Какие вещи? – не берёт в толк Андерсен.
– Теперь это неважно. Теперь уже ничего неважно, – плаксиво отзывается парень. – Сегодня я уничтожу внутреннее чудовище. Я убью себя, – сгибается пополам гитарист.
– Зачем же метаться из крайности в крайность? – приближается к нему Андерсен.
Он не может найти подходящих слов. Вряд ли отчаявшегося человека остановит фраза: «Выход есть всегда».
Или:
«Всё поправится».
Или:
«Подумай о близких».
Или:
«Души самоубийц попадают в Ад».
В депрессии человек слеп. В депрессии будущее мерещится серее мышиных спинок. Чернее вороньих перьев. Гаже мёртвых ящериц и лягушек.
– Я заслуживаю наихудшего наказания, – содрогается Пустыня.
– Ты ни в чём не виноват, – убеждает его Андерсен. Ещё одна абстрактная бессильная фраза.
– Я ужасней Генри Ли Лукаса и Бобби Джо Лонга! – закрывает лицо ладонями Пустыня.
Теперь Андерсен замечает, что его дошираковые волосы немыты уже несколько недель.
– Почему? – шокировано спрашивает он. Руки Андерсена становятся мокрыми, словно он заключён в сырую пещеру. Снизу скалятся растопыренные шипы сталагмитов, сверху свисают сталактитовые сосульки, и его живот сводит от плохого предчувствия. – Абсолютно каждый заслуживает понимания и прощения, – шепчет он.