– Нет! Мне невыносимы воспоминания своих преступлений! – воет Пустыня.
– Вина, конечно, деструктивное чувство, но она мотивирует к изменениям в лучшую сторону. Пусть твои грехи послужат причинами благих поступков. Принеси в наш грёбанный мир каплю счастья.
– Как? – шмыгает носом заплаканный парень.
– Организуй группу поддержки. Создай общество анонимных музыкантов, что ли. Главное – не будь рецидивистом, – сходу придумывает Андерсен.
Аргументы, судя по всему, успокаивают отчаявшегося гитариста. Его всхлипы становятся реже. Дыхание ровнее. Взгляд более сосредоточеннее.
– Да, – вдыхает он. – Наверное, ты прав, – сипит Пустыня.
Мягко улыбнувшись, Андерсен вытягивает руки для объятий. Несмотря на то, что собеседник выше его на голову и гораздо шире в плечах, он утыкается в грудь Андерсена, словно девчонка, и жадно насыщается его любовью. Сопли, слюни и слёзы мочат футболку так, что на ней остаются тёмные точки и скверный запах.
– Стань другим такой же опорой, – говорит Андерсен.
– Также, как я, обними потерянных душ, – говорит Андерсен.
– Вдохни в упавших силы встать, – говорит Андерсен, и Пустыня, сморкаясь и светясь воодушевлением, обещает держаться. Спустя ещё несколько смачных сморчков он уползает в левый вагон, волоча поцарапанную гитару, и Андерсен с облегчением устремляет взор на раздольную степь.
– Осторожно – кипяток, – проходит мимо него пузатый мужчина.
Вернувшись в родной город, компания недоносков разбредается по своим квартирам. Оставшееся лето они проводят по отдельности. Только Мэрилин с Купидоном продолжают делить одну кровать и вытворять на ней грациозные пируэты. Андерсен же задёргивает шторы, чтобы ничто не отвлекало его от ответственной работы. Он садится за свой трухлявый письменный стол, запасается бумагой и начинает складывать их фантастичную и в то же время самую заурядную историю в стихи.
I
Метаболизм превращается в метаболь,
Чревоугодие в страшное самоедство,
Комнатный угол не острый и не тупой,
А расположенный с мебелью по соседству.
Розовой девочке жить по привычке норм,
Только под вопли свирепых горбатых гарпий
Падает чокнутая Мэрилин Монро.
Словно пластмассовая дорогая Барби.
II
Молодость пялится в телевизор.
Пульт – современный священный крест.
Гордо антенна торчит вибриссой,
Геймеровский долговязый перст
Тыкает клавиши, цифры, кнопки.
Парень зевает, не ест, не есть.
Путь выбирает смертельно топкий
В мире рекламы и шмоток best.
III
Волосатое чучело happy хиппи
С незавидной кликухой – несчастный Лох.
Меланхолия Лоха смогла похитить.
На кровати навалено барахло: