Его толкнули в плечо – седой слепой старик протягивал ему свою лиру.
– Спой, Дождь! – кричали ему с разных сторон, – спой нам песню ветра!
Ему не хотелось привлекать сейчас к себе внимание, но отказаться, зная настойчивость собравшей здесь компании, он не мог. Они восприняли бы его отказ как неуважение. «Ты что, – сказали бы они ему, – пойдём-выйдем». Он, в общем-то, не боялся выйти с любым из местных, но конфликт был бы некстати, да и почти все здесь с некоторых пор считались его хорошими приятелями. Хотя в этой компании нормальная драка не имела ничего общего с серьёзной ссорой и редко приводила к испорченным отношениям. Во-вторых, он обидел бы слепого старика, который предлагал ему свой собственный инструмент, служивший ему не один десяток лет. И он с поклоном принял лиру под всеобщие одобрительные возгласы.
– Давай, Дождь, – кричали ему, – сделай, как ты умеешь! Песню ветра спой!
Дождавшись тишины, он легко тронул струны, проверяя, должным ли образом настроено. Всё было правильно, старик знал своё дело. Пальцы словно сами по себе приступили к привычному делу, наполняя помещение старинной мелодией. Проиграв вступление, он негромко запел. Пока он пел, все молча слушали его, сохраняя почтительную неподвижность. В старинной песне рассказывалось о непростой судьбе агриокского рыбака, обречённого всю жизнь бороться с суровым нравом моря, потому что ундины поднимаются на поверхность только в шторм. И днём, и ночью он под напором шквала, с сетями и гарпунами качается на волнах на ветхом судне, чтобы выловить хвостатую женщину или найти смерть в морской пучине. И если корабль не разобьётся о скалы и не напорется на рифы, то рыбак вернётся домой живой со скромным уловом или с пустыми руками, проведёт день в таверне за кружкой пива, проспится и снова выйдет в море. И рано или поздно его ждёт один конец – гибель в бушующих волнах или вечные скитания по дну морскому в компании полюбившей его ундины.
Вот такая была песня, и всякий здесь давно знал её наизусть, но неизменно души рыбаков при звуке знакомой мелодии томились сладкой печалью. Хотя настоящих рыбаков в таверне было не так уж и много, в основном тут собирались бандиты, потому что разбой оказался более прибыльным и менее опасным делом, чем охота на ундин. Но традиционно они все называли себя рыбаками и очень обиделись бы, если бы кто-нибудь сказал им, что это не так. Настоящими рыбаками среди собравшихся были Брам, Василиск и ещё несколько человек. Они дожили до своих лет лишь потому, чтобы имели крайне непривлекательную внешность, ведь известно, что подводные красавицы выбирают себе пару из симпатичных. Немало молодых красивых рыбаков ушли на дно у берегов Агриока, не успев продать и одного брюшного плавника. Говорили, что в особенно ясные лунные ночи их бледные лица можно увидеть у бортов проходящих кораблей, они всплывают и смотрят белыми глазами на своих бывших собратьев. Брам же с его толстым оплывшим лицом и свиными глазками совсем не интересовал ундин, они бы скорее сошлись с дельфином, чем с ним. Василиск не уступал ему – бывало так, что ундина, заметив свесившуюся за борт бородатую рожу Василиска, в панике била хвостом и уплывала прочь. Однако чем дольше рыбак ходил в море, тем выше становились шансы, что кто-нибудь из его потенциальных жертв полюбит его. Женщины (в том числе и подводные) любят постоянство, а не благие намерения, поэтому ходили слухи, что Василиска уже приметили сразу несколько ундин. Говаривали даже, будто видели, как трое из них дрались между собой, ревнуя друг дружку к нему, но это, скорее всего, было вымыслом перепивших постояльцев «Стерляди».